Александр Омельянюк: Казань

При этом он совершенно раскованно попивал свой, неожиданно для него уже остывший, чаёк, не скрывая при этом своих эмоций и комментируя вслух, оказывая, как ему казалось, а вернее хотелось, психологическое давление на Платона с целью скорейшего положительного для себя завершения неожиданно затянувшейся партии:

– «Ну, тут всё ясно! Финиш близок!».

Платон ещё раз просмотрел позицию и свой планируемый ход, проверяя надёжность своей задумки.

Да, она явно и, безусловно, вела к выигрышу ферзя за фигуру, так как шла через шах и обязательный в данной ситуации отход короля.

Платон со вздохом сожаления подвёл черту под создавшейся ситуацией:

– «Да! Ничего не поделаешь! Придётся попробовать вот здесь, хоть так!».

Он специально робко, словно оттягивая неизбежное поражение, сделал свой долгожданный ход конём, объявляя шах королю.

Саныч не думая, почти мгновенно убрал короля, усмехаясь очередной глупости своего недалёкого соперника, комментируя при этом:

– «От шаха ещё никто не уми…!» – и, не закончив фразу, тут только понял, на что он попался.

Улыбка мгновенно слетела с его резко покрасневшего лица. Платон молниеносно ответил, да так, что Сан Саныч чуть не поперхнулся своим ещё недопитым чаем из-за такого быстрого и видимо заранее готового ответа.

Задрожавшей рукой он поставил стакан и впился вытаращенными глазами в доску, видимо, наконец, всё поняв, не соглашаясь с этим, и пытаясь хоть как-то замаскировать своё расстройство.

Сан Саныч прислонил ладони ко лбу, создавая как бы защитный козырёк от торжествующе-испытующего взгляда Платона, и сделал правильный, но не спасающий ход, втайне всё ещё надеясь, что Платон свой предыдущий ход сделал всё-таки случайно.

Но опять молниеносный ответ Платона полностью лишил его последней, чуть теплившейся надежды и окончательно добил Сан Саныча.

Он чуть ли не со слезами на глазах вынужден был отдать ферзя за того самого хитроумного коня и, уже молча, без улыбки, с густо покрасневшим лицом, стал сосредоточенно работать своими наивными мозгами над сложившимся на доске положением. Но Платон был точен.

Его жизненный опыт, который он набирал постоянно и повсеместно, подсказывал ему, что в такой ситуации не надо почивать на лаврах, зазнаваться, а спокойно и аккуратно реализовывать своё преимущество, лишний раз проверяя свои ходы, чтобы не дай бог самому же и загубить своё преимущество в партии, что с ним ранее уже иногда случалось.

Вынудив соперника вскоре разменять остальные фигуры, Платон перевёл партию в окончание со своим материальным, а теперь ещё и позиционным преимуществом.

В таких ситуациях он был всегда безупречен, просчитывая всё, как ЭВМ. При этом он любил говорить присутствующим, что в этой ситуации, при такой позиции, у него не выиграет даже сам чемпион мира!

Окончание партии было недолгим и постепенно, естественными ходами, всё пришло к своему логическому концу.

Сан Саныч, не дожидаясь фиксации своего позора и пытаясь как-то оправдаться, наверно перед самим собой, сдался со словами:

– «Ну, ладно. Сдаюсь! Надо же? Всего один мой просмотр привёл к такому исходу! Да-а-а… бывает, что случайность всё губит. Придётся ещё раз сыграть! Надо же мне отыграться!?».

Однако Платон принялся, было, убирать шахматные фигуры.

Но Саныч с фанатичной настойчивостью, как молодой бычок на корриде, стал возвращать их на доску.

Он искренне считал, что проиграл случайно, из-за своей невнимательности, жаждая немедленного реванша.

Платон поначалу принялся было объяснять ему, что вообще не играет больше одной партии в день, нет смысла. Но Саныч не унимался.

Глядя на его раскрасневшееся лицо с прослезившимися глазами, Платон понял, что ему жаль старика, как он про себя называл Саныча.

– «Но я ведь очень устал думать! Я в шахматы играю плохо, и мне приходится думать над всеми ходами!» – возразил Платон.

– «Да! Я это заметил! – радостно добавил Сан Саныч, тут же уточняя – Но я ведь имею право отыграться! Все всегда играют минимум две партии, а то и больше! У нас впереди ведь весь вечер. Можем наиграться вдоволь!».

– «Да я больше не смогу так сыграть» – вяло возразил Платон.

Он понял, что если он сейчас не согласиться на матч-реванш, то глубоко и надолго обидит Саныча.

Ему не хотелось играть, но он всё же решил не обижать старика, уважить его и не обострять с ним отношения из-за всякой, по своей сути, ерунды.