Владимир Рунов - Дом хрустальный на горе…

– Давай!..

Луиза потом призналась, что весь путь преодолела, вслушиваясь в журчание реки с закрытыми глазами – уж больно страшно было. Не за себя, за будущего ребёнка! Но и он, видать, что-то уже почувствовал, притих, хотя обычно вёл себя излишне энергично. Это и взволновало молодых родителей, подтолкнув к столь рискованному путешествию. И как потом выяснилось – не зря!..

«И вот гляжу я в пространство и вижу, как солнечный лучик весело играет с белоснежной шторой. Она колышется от прикосновений утреннего бриза, отбрасывая на казённые стены послеродовой палаты замысловатых зайчиков, – вспоминает она в своих записях. – Осознание того, что я уже мама, ещё не стало доминирующим, но в сердце поселилось уже что-то совершенно новое, абсолютно до того непостижимое. Оно с нарастающей силой охватывает всё моё существо – ведь я уже знаю, что у меня мальчик. Тогда не было предварительного определения пола будущего ребёнка, и для родителей появление его на свет всегда оставалось сюрпризом. Но мы с мужем почему-то твёрдо были уверены, что наш первенец будет обязательно мальчишкой. Почему – не знаю, но так было. Пока он только мелькнул передо мной, маленький розовый комочек, а сейчас я жду, когда мне его принесут. В палату заглянула нянечка и, окинув покровительственным взором нескольких счастливых, разрешившихся от бремени мам, вдруг остановила потеплевший взгляд на мне и говорит:

– А твой – красавец писаный!..

Держу его на руках и ещё не осознаю в полной мере, что трудности уже позади (а первые роды – всегда неизвестность и предполагаемые сложности), и пытаюсь в маленьком, ещё неотрывном от меня существе разглядеть своё и его будущее. Мне тогда казалось, что жизнь моего малыша будет наверняка более счастливая, чем наша. Он никогда не узнает, что такое война, потеря близких, голод, холод. Всё, что пережили мы, дети войны, уже точно никогда не вернётся на нашу многострадальную землю.

Что поделаешь, человеку всегда хочется мечтать о лёгкой и праздничной жизни, в которой хорошо всем, но прежде всего – детям, ведь именно их благополучие определяет социальную гармонию общества, а в конечном итоге – и всей страны.

А как я ещё могла думать, если за окнами стоит такой благословенный летний день, сквозь шторы доносится лёгкий шум прекрасного южного города, а на крыльце роддома переминается растерянный счастливый муж, ещё не верящий, что его первенец – мальчик! По его мнению, обязательно будет джигит!.. А „джигит“ этот пока сладко посапывает у меня на руках, такой желанный мальчишка, с мордашкой, словно выписанной рукой вдохновенного художника…»

Мурат Ахеджак родился 18 июля 1962 года в Краснодаре, в роддоме, что на улице Комсомольской, в то время лучшем медицинском учреждении подобной специализации. Спустя три года, 22 июля 1965 года, там же появился на свет и мой сын Саша, и я тоже нетерпеливо обтопывал ступеньки в ожидании первенца и тоже получил его в полном порядке.

Тот краснодарский роддом, что и по сей день находится в историческом центре города на улице с воодушевляющим для того времени названием, считался не только лучшим в крае, но и слыл весьма авторитетным учреждением подобного типа, поскольку здесь множество лет практиковал воистину легендарный кубанский акушер Мартин Николаевич Кириевский. Более того, тут часто консультировал не менее видный специалист в этой области – профессор Александр Михайлович Килимник, фигура чрезвычайно интересная, прежде всего, тем, что в годы войны он был личным врачом маршала Жукова. После демобилизации молодой военно-полевой хирург делает неожиданный поворот в своей профессиональной биографии и переучивается на акушера, с чем и пройдёт всю свою долгую жизнь, став многолетним заведующим кафедрой в Кубанском медицинском институте. В рамках журнала «Здоровье», редактором которого я был на краевой студии телевидения, я встречался с ним несколько раз, и на мой вопрос: «Почему?» – он ответил:

– За войну, юноша, я видел столько смертей, главным образом – людей вашего возраста, что сам Господь повелел мне находиться у истоков появления человека на свет и не зашивать искалеченную человеческую плоть в пробитой осколками медсанбатовской палатке, а стоять у родильного стола и принимать младенцев… Поверьте, это чувство, ни с чем не сравнимое, особенно в контрасте с тем, чем я занимался на фронте…

Мурату семь месяцев. Февраль 1963 г.