Владимир Рунов - Крик жаворонка. Жизнь и судьба Ивана Трубилина

Иван Тимофеевич Трубилин родился в феврале, в самом начале трагического 1931 года, отмеченного страшным голодом в Поволжье и особенно в южных краях Страны Советов. Как остался живым – удивительно. Но жить после всех этих встрясок будет долго, почти 84 года, создав личную судьбу, уникальную и неповторимую по насыщенности.

Эта книга о нем, о человеке, прочными узами связанного с кубанским краем, где родился, вырос и прожил на родной земле со всеми радостями и горестями, от которой не смогли оторвать никакими посулами. А ведь жизнь Ивана Трубилина пришлась на все потрясения, что обрушил на великую страну «век-волкодав».

Прежде всего, испепеляющую войну, на кою выпало детство, затем послевоенное возрождение, без остатка охватившее молодость его поколения, зрелость – на политические ухабы да хляби, через которые пришлось идти к жизненному успеху и общественному признанию, формируя и закаляя качества созидателя и мыслителя, нередко не столько благодаря, сколько вопреки.

Так было, поскольку каждый следующий советский вождь обещал полуголодной стране перепрыгнуть самую глубокую пропасть – продовольственную, но… в два прыжка. Однако, несмотря на жестокие столкновения эпох (сталинской, хрущевской, брежневской, горбачевско-ельцинской), волны житейских и политических бурь вознесли простого хлопчика из степной кубанской глубинки на самый высокий гребень народного признания, поставив вровень с великими кубанскими естествоиспытателями: Лукьяненко, Пустовойтом, Хаджиновым. В единый ряд с другими подвижниками в самом актуальном во все времена для России деле (для Кубани тем более) – создании продовольственного благополучия, основы основ устойчивости любой государственности.

В россыпи северо-кубанских поселений станица Шкуринская сразу заняла заметное место в строевом казачьем реестре. Расположилась как раз в серединном течении реки Еи, короткой, но крепко связывающей передовые казачьи станы, славящиеся не только ратной отвагой и боевой готовностью, но и рачительным хозяйственным обустройством. Пашни ровные, просторные, без вымочек и оврагов, плуг идет надежно, прямо, как по струне. Быки, что тянут его, могучие, что степные мамонты, неутомимы, как и человек, идущий вослед по свежему, парующему от обильных соков, следу.

Шкуринская, прислонившаяся к реке сильным плечом, славилась своими хлебами, как, впрочем, и соседние поселения, что прочно взошли на эти российские рубежи, вначале как зоркие пограничные редуты, а со временем как крупные земледельческие хозяйства, где орала подчас были даже острее, чем шашка. Соседи: Крыловская, Кущевская, Новопокровская, Старощербиновская – ярко цветущий куст кубанских станиц. Там жизнь тоже кипела благополучием, окропленным радушной природой, ну и, конечно, трудами до мозолей и рубахами до «седьмого пота».

Шкуринцы сразу и навсегда устроились основательно. Как вбили первый кол, так никуда больше и не дергались. А чего метаться, если почва на три штыка – вековой перегной, воды, чистой, охлажденной подземными ключами, сколько хошь. Копай в подворье колодец и тащи наверх объемные, цыганской емкости ведра чистейшей влаги на все случаи жизни – для самовара и для полива усадебных огородов, всякий год перегруженных плодами и овощами, разнообразной зеленью для домашнего котла, а потом и на продажу, особенно когда недалече побежала Владикавказская железная дорога. Само собой живность – упитанная, здоровая. Птицы домашней в подворье столько, что, гляди, не наступи ненароком…

Как-то Александр Иванович Куприн, проезжая этими местами, глянул в вагонное окно и восторженно ахнул: «Какой привольный, богатый и, по-видимому, сытый край эта Кубанская область! На жатных нивах сложены из снопов целые дворцы; на полях гуляет рослый, кормленый и холеный скот; земля, приготовленная под посевы, – черная, жирная, пряник, а не земля! – воскликнул бы в завистливом восторге наш рязанский или смоленский мужик, обиженный на этот счет матерью-природой; большие станицы, разбросанные широко по сочным лощинам, окружены виноградниками…»

Куприн, романтик по состоянию души, но кочевник по жизни, написал об этом на рубеже веков, в 1900 году, и озаглавил свои впечатления, опубликованные в газете «Киевлянин», простенько: «Путевые картинки». Но запомнил, однако, на всю жизнь, всякий раз подчеркивая, как меняются природа и ее обитатели, стоит только появиться на горизонте пирамидальным тополям: «Повсюду продается окрестными казачками виноград в баснословном количестве и поразительно дешево: пять копеек два фунта…»