Array Коллектив авторов - Горькая доля детства. Рассказы о днях оккупации

Родился 28 августа 1937 года в деревне Василишки Щучинского района Гродненской области. Исследователь в области почвоведения и агрохимии. Академик HAH Беларуси, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, заслуженный работник сельского хозяйства Республики Беларусь, лауреат Государственной премии Республики Беларусь в сфере науки.

В нашем местечке, бывшем одно время даже центром района, до войны насчитывалось 3,5 тысячи жителей, из них около 2000 евреев, проживавших в каменных домах и занимавшихся в основном торговлей. Остальные – поляки и белорусы. Можно сказать, интернационал. Каждый молился своему богу и ходил в свою церковь.

О том, что началась война, узнал от взрослых. Немцы впервые появились в деревне на мотоциклах. Репрессии в первое время не проводили. Они начались, когда возникло партизанское движение. А зародилось оно быстро, где-то в 1942 году. В наших местах действовали как польские партизаны из армии Крайовой, получавшие указания от эмигрантского правительства в Лондоне, так и советские. Те в разговоре утверждали, что командиры у них из Москвы. В этой боевой коалиции существовал как бы нейтралитет – между собой не враждовали, хотя и дружбы особой не чувствовалось. Враг у них в то время был один – фашистская Германия. Наши сельчане воевали в обеих лесных группировках.

Немцы в период оккупации появлялись обычно днем. Установили населению какие-то налоги, но не брезговали и прямыми поборами в деревенских хатах. Всеми делами заправлял немецкий комендант с помощниками-полицаями. Партизаны (и наши, и польские) приходили по ночам. С оружием. Вели себя вежливо, не грабили. И те, и другие деликатно просили еды – не просто поесть, а с собой. Родители давали.

Первое время партизаны коменданта с его командой не трогали, но в сорок втором расстреляли. И в тот же день нагрянули каратели. Это были эсэсовцы, их уже все хорошо знали по особым мундирам. Мы с отцом (невоеннообязанным по состоянию здоровья) и старшим братом сразу же бросились в лес, который начинался за околицей. Они смогли проскочить незамеченными, а передо мной во ржи вырос эсэсовец с автоматом. Повел назад в дом. До сих пор помню, как мне было тогда страшно. А в доме мать с грудным братиком на руках, поэтому никуда и не побежала. Командует ей: «Собирайся! Пошли на площадь!» И уже по пути спросил: «Где твой муж?»

– Уже на площади, – не растерявшись, соврала мама.

– Тогда возвращайтесь!

А на площадь уже сгоняли всех мужчин, чтобы расстрелять. Но новый комендант сказал: «Тогда расстреливайте и меня!» Понимал, что партизаны после этого его непременно тоже убьют, как и его предшественника. И казнь отменили. Редкий случай в карательной практике.

После этого народ убегал в лес, как только каратели появлялись на горизонте. Хотя, конечно, и там не было спасения.

Евреев немцы сразу же взяли на учет и через какое-то время согнали в гетто. За укрывательство их грозил расстрел, но у нас был схрон, закрытый сверху землей и со входом со стороны сарая. Там около недели прятались несколько евреев, а потом куда-то ушли.

А старший мой брат Иван, подросток в возрасте 15 лет, ушел в партизанский отряд, как только он образовался. Ночами иногда приходил домой, ставил автомат в угол и мне всегда так хотелось хотя бы погладить настоящее оружие. Но он не разрешал к нему прикасаться.

Однажды в 1942 или в 1943 году во время его ночного визита и разговора с родителями раздался стук в дверь. Брат, не дожидаясь кто там, отодвинул штору и сиганул в окошко. В дом вломились немцы с полицаем. Все вверх дном в нем. а также в погребе и сарае перевернули. Кто-то высмотрел и сообщил оккупантам о ночном госте. Знали, зачем шли.

Перед приходом наших мы уехали на хутор. В доме осталась только бабушка, отказавшаяся покинуть жилище. Немцы, уходя, прошлись по центральной улице с огнеметами и выжгли каменные еврейские дома (такие были только у них). Самих евреев еще раньше угнали в гетто. Может и остальные бы сожгли, да времени не хватило. За Василишки уже шел бой. Бабушка под вой снарядов и в огнях пожарищ поливала водой крышу и деревянные стены.

Артогнем была сбита башня с костела. Говорят, что на ней сидел немецкий корректировщик. Выгорел и сам костел, остались одни стены.

Дом наш, благодаря бабушке, остался цел. Какое это было счастье, когда мы вернулись! Пожар вокруг был настолько сильным, что треть яблок в саду попеклась. Берешь яблоко с ветки, ешь, а оно печеное.