Борис Камов - Аркадий Гайдар без мифов

После заседания Голиков отправлялся в Румянцевскую библиотеку, что напротив Кремля. Несколько десятилетий ее потом называли «Библиотекой имени В.И. Ленина». Аркадий сюда уже обращался. Сотрудницы прозвали его «молоденький адъютант командующего».

На время, что он находился в читальном зале, к нему прикрепляли сотрудника, который искал и находил нужные издания. В тот день, о котором я сейчас рассказываю, Голикова интересовали сведения об одном из самых крупных мостов России. Они были необходимы, чтобы иметь понятие о возможных сроках его восстановления.

Сведения нашли, фотографию тоже. Голиков, не сходя места, нарисовал, как сумел, схему сооружения. Когда на следующее утро он вывесил этот лист вместе с другими картами, по залу прошел одобрительный гул. Такая точность в работе в той обстановке была большой редкостью.

Уже позднее, став командиром, Аркадий Петрович уяснил для себя: на заседаниях у Вацетиса он, Голиков, получил первые навыки профессионального мышления, где требовалось учитывать сразу множество факторов.

Поскольку все сведения о войне на железных дорогах стекались в первую очередь к Аркадию, то Ефимов возложил на него еще одну обязанность: сделал Голикова начальником узла связи штаба. Аркадий теперь не только первым получал всю информацию, но и отвечал за бесперебойную работу людей, которые сидели у аппаратов, контролировал деятельность самых засекреченных людей в штабе – шифровальщиков, следил за работоспособностью сложной старой техники, которая часто выходила из строя.

Когда возникала тяжелая обстановка на фронтах, спать приходилось не более двух часов в сутки. Однажды Голиков с Ефимовым не спали трое суток. Взрослый человек не мог удержать в голове все те сведения, которые без труда запоминал мальчишка – начальник узла связи.

Двадцать второго января 1919 года, после завершения утреннего доклада, Ефим Осипович поздравил своего адъютанта с днем рождения. Аркадию исполнилось пятнадцать лет. Командующий преподнес ему подарок: новый офицерский кортик с рукояткой из слоновой кости в позолоченных ножнах.

Аркадий в тот же день сфотографировался. Старенькая, из дома взятая кубанка. Через плечо – ремень от маузера, купленного на арзамасском базаре. А на поясе, повернутый к зрителю, – новенький офицерский кортик.

Любой мальчишка на месте Аркадия был бы счастлив. Военная служба его началась с небывало высокой должности. Но сам Голиков своим положением был недоволен. Он хотел на фронт. Написал рапорт. Ефимов его разорвал. Аркадий написал другой. Стало очевидно: мальчишка не остановится. Было очевидно и то, что второго такого адъютанта Ефим Осипович вряд ли найдет.

К этим проблемам прибавилась еще одна. Ефимов помнил обещание, которое дал матери Аркадия, – позаботиться о нем.

– Хорошо, согласился Ефимов. – Только сначала пойдешь учиться. На командные курсы берут обстрелянных и с восемнадцати лет. Но я позвонил Вацетису – он разрешил. Он тебя помнит. «Конечно, – ответил Вацетис, – Голикову нужно учиться».

Голикова направили на Московские командные курсы Красной армии, которые располагались на Пятницкой улице.

Но учебное заведение перевели в Киев. На Украину. Там проходил фронт.

В программу Киевских командных курсов входили: русский язык, арифметика, природоведение, история, география, геометрия, пехотные уставы, фортификация, пулеметное дело, тактика, топография, основы артиллерии, военная администрация. На Аркадия обрушилась лавина разнообразнейших сведений.

После обеда – практика. Это были строевые учения, топографические занятия на местности, езда верхом, упражнения с холодным оружием и каждый день стрельбы: из винтовки, револьверов разных систем и пулеметов «максим», «льюис» и «тонкие».

Занятия продолжались в общей сложности двенадцать часов. И два часа отводилось на самоподготовку.

То была программа двухгодичного офицерского пехотного училища, которую будущим красным командирам предлагалось освоить за шесть месяцев. Сложность обучения состояла еще и в том, что курсантов то и дело направляли на боевые операции.

Возвращались не все.

Аркадий умел и любил учиться. Этим он был обязан Галке. У Голикова был мощный аналитический и систематизирующий ум. А память моментально и навсегда впитывала сведения о минувших войнах, о счастливых и несчастливых судьбах полководцев, о прозе и технологии командирского ремесла.