Александр Адамчик - Семь навыков счастливых людей. История одной трансформации, или Исповедь фейсбучного хомячка

Я думаю, если бы могли сделать рентгеновский снимок эволюции, то мы бы увидели картинку, похожую на рентгеновский снимок зубов ребенка 7—8 лет, где под молочными зубами уже сформированы, но еще не вылезли коренные зубы. Так и новый человек уже формируется в недрах человека разумного, но пока мы «видим» его присутствие лишь косвенно.

Это вступление я написал, чтобы погрузить Вас в контекст дальнейших размышлений. Для еще большего погружения скажу, что тексты эти были написаны не по плану или задумке, а родились спонтанно в ходе моих дискуссий на фэйсбуке в группе под названием «Бирюзовые организации» посвященной, как я это называю, новым формам организации Жизни. Вряд ли их можно считать какими-то единым произведением, но, как мне кажется, их объединяет мое желание разобраться в том, какой путь трансформации мне пришлось пройти, и поделиться теми открытиями, которым я дал возможность случиться на этом пути, а они дали возможность мне их открыть.

В одном из комментариев к моему посту, один из участников группы задал вопрос, который мне показался важным «Зачем я здесь?». Вопрос был задан в контексте «Зачем я в группе „Бирюзовые организации“ на фейсбуке?». Но я в нём увидел что-то гораздо большее.

Первый ответ, который пришел мне в голову: «Я здесь затем, чтобы обмениваться информацией», меня не очень вдохновил. Сразу появился новый вопрос «А зачем мне нужно обмениваться информацией?» и т.д…

Попытки найти ответ через логику меня не радовали. В то же время, почему-то очень ярко всплыло воспоминание о недавнем событии. Раз оно появилось, в этот момент, то я подумал, что это связанные вещи, что это какой-то знак, и я решил его расшифровать…

Какое-то время назад ездил в Москву вести тренинг в одной международной компании. Ехал в «Сапсане» и так получилось, а может быть так было кем-то задумано, что на соседнем со мной кресле сидела семья в которой было два взрослых ребенка с ДЦП. Дети болеют видимо очень тяжелой формой болезни, так как практически сами не перемещаются. Один ребенок сидел на сидении с мамой, а второй в инвалидном кресле рядом. На вид это были девочки лет по 10—12. Они не могли разговаривать и общались с окружающими звуками, как грудничковые дети. Но видно, что они испытывают эмоции и пытаются ими делиться. Периодически, они выражали свои эмоции слишком громко и мама старалась утихомирить детей. Может быть это была моя проекция, но некоторое напряжение в воздухе чувствовалось. При этом я пытался определить свое отношение к происходящему, и в какой-то момент я осознал чувство растерянности, я ощутил, что я не понимаю, как себя вести. В моем арсенале есть паттерн «делать вид, что ничего не происходит», то есть паттерн «выключиться из этого контекста», но паттерна «как-то деятельно присутствовать в этом», у меня нет. Эти дети и эта ситуация задели во мне что-то такое, что мне самому жутко не нравилось, и я не мог с этим ничего поделать. Возможно это было ближе всего к чувству стыда, без всяких формальных поводов для проявления этого чувства. Но все эти чувства и размышления могли бы и вовсе не появиться, если бы не ситуация, которая произошла у меня на глазах во второй половине пути.

Так как мы ехали в вагоне соседним с вагоном-рестораном, то через наш вагон ходило много людей. В том числе много иностранцев. Все они проходили и видели этих больных детей, так как они сидели на последнем к выходу кресле, а вторая девочка сидела в инвалидном кресле практически на проходе к ресторану. И вот одна немолодая, на вид лет 60—70, женщина, скорее всего итальянка или испанка (было трудно разобрать речь, но что-то южное), проходя мимо детей, заулыбалась им и что-то начала говорить на своем языке. Одна из девочек в ответ тоже начала что-то говорить на своем языке, и протянула ей свою руку. Женщина спокойно взяла ее руку, продолжая улыбаться и говорить. Судя по интонации, говорила она ей что-то приятное и позитивное, может быть что-то рассказывала. Понятно, что ни мама ни девочка, скорее всего не понимали смысла, но точно понимали и принимали те позитивные эмоции, которые шли в их адрес. Было видно, что для женщины это было естественным поступком, в котором не было никакой неловкости или позерства. Хотя на мой вкус она выглядела несколько вульгарно – много золотых украшений и брендовых аксессуаров. Она стояла минут пять или чуть больше, разговаривая с больной девочкой на понятном только им языке, держа ее руку, улыбаясь, периодически обращаясь к маме. И когда она хотела было забрать свою руку и попрощаться, девочка не захотела ее отпускать и еще несколько минут женщина с улыбкой объясняла девочке, что ей надо идти. И только, когда уже мама вмешалась девочка с трудом отпустила женщину, и та поблагодарив пошла в свой вагон. А я остался сидеть и разбираться с той тучей мыслей и эмоций, которые рождали вопросы и не рождали ответы.