Кит Гейв - Русская пятерка

Мы заказали суп и сэндвичи, и Лайтс начал вводить меня в курс дела.

– Сразу оговорюсь: если тебе что-то не понравится, я остановлюсь, и мы больше не будем об этом, – уточнил он.

Я поднял брови.

Джим продолжил после небольшой паузы. Ему было за тридцать, он работал адвокатом, любил улыбаться и рано начал лысеть. Говорил он быстро, но при этом осторожно подбирал слова. Никогда не скрывал эмоций, но всегда контролировал ход беседы. Его было легко рассмешить, и смехом он заражал всех вокруг. А если он злился, что мне приходилось видеть нередко, то это было понятно без слов.

Так вот, на той встрече Лайтс был серьезен, будто хотел сообщить что-то неприятное. Как только нам принесли сэндвичи, он приступил к сути.

– Мы готовы хорошо тебе заплатить. Предлагаем серьезные деньги, – сказал он. – Можешь не сомневаться в том, что у тебя будет полный эксклюзив на статьи, книги и вообще на что угодно.

– Погоди, – сказал я, жестами требуя тайм-аут. – Ты о чем?

– Как ты знаешь, пару недель назад мы задрафтовали несколько советских хоккеистов.

Я кивнул. Конечно же, я был в курсе. Не одна страница «Детройт Фри Пресс» была посвящена моим репортажам на эту тему. Исторический момент для мирового спорта. Представители двадцати одного клуба НХЛ собрались на ежегодный драфт новичков, чтобы по очереди выбрать игроков из юниорских лиг, колледжей, университетов и Европы. В четвертом из двенадцати раундов «Детройт» забрал центрального нападающего Сергея Федорова – среди советских хоккеистов он получил самый высокий номер на драфте за всю историю. А в одиннадцатом раунде «Ред Уингз» выбрали Владимира Константинова.

– Нам стало известно, что в августе русские проведут часть предсезонных сборов в Финляндии, – продолжил Лайтс. Он говорил о сборной Советского Союза. – В Хельсинки они сыграют товарищеский матч против одной из лучших местных команд.

– А я здесь при чем?

– Я больше не знаю никого, кто говорит по-русски.

Я в ошеломлении откинулся на спинку кресла и молча продолжал слушать. Лайтс пояснил, что они с владельцами клуба предлагают мне съездить на этот матч под прикрытием спортивного журналиста с аккредитацией НХЛ. В Финляндии моя задача будет в том, чтобы «взять интервью» у Федорова и Константинова. И наедине передать им: «Ред Уингз» заинтересованы в том, чтобы они приехали в Детройт как можно скорее. Пусть даже им придется незаконно покинуть страну, которая не желала никуда их отпускать.

– Мы хотим, чтобы ты вышел на связь с Федоровым, – продолжал Лайтс. – И с Константиновым тоже, но нам кажется, что с ним все будет значительно сложнее. У него есть жена и ребенок. Можешь написать им письмо…

В письме, как пояснил Лайтс, я должен был кратко рассказать о городе и «Ред Уингз», обговорить важные финансовые моменты и предоставить контактную информацию, чтобы помочь им решиться и приступить к делу. Как только они будут готовы, «Детройт» использует все свои возможности, политическое влияние и деньги, чтобы как можно скорее перевезти их в Северную Америку.

– Ты разбираешься в хоккее, знаешь все про нас и НХЛ, – сказал Лайтс. – Ни у кого в лиге нет доступа к этим игрокам. А у тебя есть, потому что ты – представитель прессы. Мы просим тебя лишь установить первый контакт от нашего имени. Дальше все берем на себя – если дело вообще пойдет. Но без первого контакта мы даже начать ничего не можем.

Я пытался не подавать виду, но был одновременно и рад, и озадачен, и польщен. И даже чувствовал себя оскорбленным. Сердце мне подсказывало, что эта история может стать определяющей в моей карьере. Умом же, наоборот, я отчетливо понимал, что со стороны Лайтса было абсолютно бестактно вообще заводить об этом речь.

Но я был заинтригован. За шесть лет в разведке, которые я проработал русским лингвистом на Агентство национальной безопасности США, мне и близко ничего подобного не предлагали. А тут, как ни крути, я мог принять участие в настоящей шпионской миссии.

– Ни в коем случае, – тем не менее отрезал я. – На это я не пойду. Ни за что. Даже не уговаривай.

– Я тебя понял. – Лайтс тут же сменил тему, извинился и сказал, что ни в коем случае не хотел меня обидеть.

Мы поговорили о разных мелочах, закончили обед и расстались.

Я чувствовал себя паршиво.

Пару недель спустя я был на борту «Нордвест эйрлайнс» и летел в Бостон. Там я пересел на «KLM» и через Копенгаген отправился в Хельсинки, чтобы передать важную информацию двум молодым и перспективным советским хоккеистам.