Виктор Сенча - Пуговица Дантеса

У Дантеса-Геккерена имелась одна отличительная особенность, приводившая в замешательство даже искушённых в интригах кокоток, не говоря уж о девицах. Наглец по натуре, он обожал смущать дам, устремляя свой пристальный, немигающий взгляд на ту, которая удостаивалась его внимания. В такие минуты (чаще – секунды) в пронзительном взгляде француза читались даже не любовь или признание – в нём был вызов. По сути, ожидание единственного ответа: «да!». Поэтому заглядевшиеся на красавца девицы тут же смущались; а вот дамы поопытнее намёк схватывали на лету, мечтая лишь о том, чтобы кавалер пригласил их на мазурку…

Мазурка являлась венцом всех балов. Во-первых, существовало негласное правило, согласно которому на этот танец кавалер приглашал наиболее приглянувшуюся ему даму. А во-вторых, во время этого быстрого и озорного танца можно было незаметно для окружающих договориться о тайном свидании, передать записку приватного свойства и, наконец, даже щекотнуть нежную шейку избранницы щёткой усов. Ничего удивительного, что мазурку обожали все, за исключением, пожалуй, ревнивых мужей (как правило, из старых холостяков), хорошо понимавших, что к чему.

Итак, с некоторых пор Дантес-Геккерен решил приударить за Пушкиной. Пусть и красавица – зато невелика птица, жена какого-то камер-юнкера, ха-ха. Подумаешь, невидаль – знавали и познатней…

Князь А.В. Трубецкой: «Он был очень красив… И постоянный успех в дамском обществе избаловал его: он относился к дамам вообще как иностранец, смелее, развязнее, чем мы, русские, и, как избалованный ими, требовательнее, если хотите, нахальнее, наглее, чем даже было принято в нашем обществе» [16].

По отзыву другого современника, «Дантес возымел великий успех в обществе; дамы вырывали его одна у другой» [17].

Отныне, где бы ни появлялись Пушкины, там обязательно возникала долговязая фигура Дантеса. Искушённый в любви и ревнивый по натуре, Александр Сергеевич быстро заприметил «пронзительный взгляд шаромыжника», направленный в сторону его жены. Однако поначалу ничто не предвещало беды. Мало ли, влюбчивый «вьюнош» оказался очарован Натали – дело привычное, не впервой. Финал предсказуем: знавшая себе цену Наталья Николаевна способна легко отвести грозу от семьи. Кто-кто, а Пушкин это прекрасно знал, поэтому в супруге был уверен, как в самом себе… Тьфу-тьфу, конечно, не как в самом себе, ибо если так, то… Словом, был уверен, как в усопшей матушке… Потому-то первое время ухаживания французика воспринимались им исключительно как забава и игра.

И всё-таки поэт сильно ревновал. И в этом не было ничего удивительного – ведь он был старше жены на целых тринадцать лет! Не так много, в сравнении, скажем, с прочими супружескими парами, где разница доходила и до трёх десятков лет, но всё же. Не очень-то хотелось, чтоб вслед тебе неслось страшное: «рогоносец».

Пушкин всегда чуть-чуть комплексовал. Даже тогда, когда сердце первой московской красавицы стало принадлежать ему – маленькому и некрасивому. Если верить воспоминаниям современников, поэт не любил стоять рядом со своей женой, говоря, что это для него «унизительно». Красота и молодость Наташи, а также её успех в свете, несомненно, беспокоили супруга.

И здравый смысл подсказывал: рано или поздно жена могла ошибиться. Каково это, имея маленького, неимпозантного вида мужа-«старика», повелевать сонмом молодых красавчиков и при этом сохранять незапятнанной собственную репутацию?.. Ведь одного благосклонного взгляда достаточно, чтобы поползла молва…

О, молва! Эта болтливая старуха, предвестник телеграфа, разбила сотни сердец, ещё больше – семей… Не бойся пистолета – бойся молвы! И если верить этой самой молве, Натали в глазах общества была не столь уж безупречной. Однако Пушкин супругу понимал, ибо и сам, бывало, ошибался. Главное, твердил он в письмах, не делать опасных шагов… А если и кокетничать, то… аккуратно.

Из писем Пушкина жене: «Ты кругом виновата… кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом»… «Смотри, жёнка! Того и гляди, избалуешься без меня, забудешься без меня, забудешь меня – искокетничаешься»… «Не стращай меня, жёнка, не говори, что ты искокетничалась»… «Не кокетничай с Соболевским»… «Не стращай меня… не кокетничай с царём, ни с женихом княжны Любы»…[18]

Кокетничай, говорит Пушкин жене, но требую от тебя, помимо холодности, быть «благопристойною и важною». Именно эти качества, по мнению поэта, наиболее достойны хорошей и преданной супруги.