Виктор Сенча: Пуговица Дантеса

Из приказа по Кавалергардскому полку [9]

Жорж Дантес был ленив и глуповат. Зато молод, строен и красив. А ещё этот донжуан чертовски здорово отплясывал котильон, полонез и мазурку. Особенно мазурку, эту сводницу распутных сердец.

«Он отдавался танцам с жаром, неким вдохновенным восторгом, – писала Серена Витале. – Он никогда не был одним из тех холодных денди, что лениво переставляют ноги, будто выполняя утомительную работу. Каждый мускул его был напряжен, звук его каблуков четко и громко раздавался на паркетном полу, его ноги грациозно взлетали в антраша. Не был он также и одним из тех “супермодных” типов, которые являлись поздно и исчезали до мазурки – ключевой точки танцев, магического момента любовных свиданий; это был человек, который покидал бальную залу разгоряченным, с покрасневшим лицом и в изнеможении – только после котильона, и даже тогда его хватало на последнюю остроту, последний обжигающий взгляд, под воздействием которого веера двигались живее – и с первым лучом рассвета дневники наполнялись отчетами об учащенном стуке сердца и обморочном состоянии» [10].

Этот плут был способен увлечься; но истинное наслаждение ему доставляло обратное – очаровывать; особенно замужних дам. Ведь семейная клетка, как известно, многих страшно тяготит: муж, дети, надоевший домашний халат и ночной чепец… Ах, как всё это далеко от истинной страсти, романтики и рыцарской бесшабашности! И это притом, что где-то там, за пределами ненавистной решётки, кипели страсти, стрелялись на дуэли и… признавались в любви. Как порою хотелось очутиться среди этого разгула, который манил запахом порока – известным искусителем замужних женщин всех сословий.

Когда соблазнителю чуть за двадцать, такой в обществе шуршащих юбок всегда становится кумиром, не увлечься которым способна разве что лишённая сердца. В двадцать четыре в тебя влюбляются все. И не только девицы, но и вполне респектабельные кокотки. Тут, главное, не переиграть и всю благосклонность обернуть исключительно в свою пользу. И пока Дантесу это удавалось. Его «послужному списку» из тех, кто удостоил француза, помимо томного взгляда, более ценным подарком, могли позавидовать самые известные кавалеры Петербурга. Молодые бонвиваны им восхищались, а осанистые главы семейств – откровенно побаивались.

– Дантес, говорят, вы хороши с женщинами, – смеясь, спросил его однажды граф Апраксин.

– Женитесь, граф, тогда и узнаете, – в пику тому ответил француз.

Однако если с женщинами у Дантеса всё обходилось относительно благополучно (не считая венерических болезней, заставлявших раз за разом обращаться к дорогим докторам), то в отношении военной службы дела шли не столь блестяще.

«Дантес, по поступлении в полк, оказался не только весьма слабым по фронту, но и весьма недисциплинированным офицером, – писал биограф Кавалергардского полка. – Таким он оставался в течение всей своей службы в полку: то он “садится в экипаж” после развода, тогда как “вообще из начальников никто не уезжал”, то он на параде, “как только скомандовано было полку вольно, позволил себе курить сигару”; то на линейку бивака, вопреки приказанию офицерам не выходить иначе, как в колетах или сюртуках, выходит в шлафроке, имея шинель в накидку». На учении слишком громко поправляет свой взвод, что, однако, не мешает ему самому «терять дистанцию» и до команды «вольно» сидеть «совершенно распустившись» на седле; «эти упущения Дантес совершает не однажды, но они неоднократно наперед сего замечаемы были» [11].

В январе 1836 года Жорж Дантес получил очередное воинское звание – поручик.

Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):

«В 1812 году граф Остерман сказал маркизу Паулуччи, если я не ошибаюсь: “Для вас Россия – мундир: вы надели его, и вы сбросите, когда будете в настроении это сделать. Для меня это – моя кожа”…» [12].

13 мая 1836 года в Кронштадте пришвартовался пароход «Александра», на котором из поездки на родину вернулся Якоб ван Геккерен. На его лице играла улыбка. Голландец радовался отнюдь не весеннему солнцу: в кармане сюртука прибывшего лежали бережно свёрнутые бумаги, удостоверяющие усыновление им французского подданного Жоржа Дантеса, поручика лейб-гвардии Конного полка. Через неделю голландский посланник во время приватной аудиенции доложит об этом лично императору[10] Отношения между Голландией и Российской империей при Николае I были на пике дружбы. Этому в немалой степени способствовал тот факт, что женой принца Вильгельма Оранского являлась сестра Николая – Анна Павловна, будущая королева Нидерландов. .