Сергей Молодняков - Облако в погонах

Необычностью чудесен
Хмурый день осенний:
В музыке безмолвных песен
Предстаёт Есенин.

Для иных лишь ствол кленовый,
В веток ломкой пряже.
Облик милый, облик новый
Согревая, глажу.

Припадаю к хрупкой ветке,
С ней единым ставши.
Блекнет в паутины сетке
Песни лист опавший.

Позабыть родные песни
Суждено едва ли –
Журавлиный крик, как вестник
Царственной печали.

В птицах, в песнях, в них и с ними
Жизни бесконечность.
Плачет каплями скупыми
Тающая вечность.

Тихую долину,
Серебристый плёс,
Косогора спину
В сердце я унёс.

Громкий лай собаки,
Радужную взвесь,
Золотые злаки –
Край родимый весь.

Свет родного дома,
Тополиный ряд –
Мило и знакомо
Много лет подряд.

Щек румяных глянец,
Сильный и живой,
Парень-оборванец –
Всё во мне, со мной.

Знай, непостижима,
Матушка, ты, Русь!
Без судьбы нажима
На тебя молюсь.

Мне говорят, что «кайф ловить»
Возможно только в бане,
Но мне приятней воду лить
В своей домашней ванне.

Лежу я в ванне, как король,
Мне Цельсий пятки варит,
А в бане ждёт иная роль –
Там банщик мозг изжарит.

Лежу в родимой – не иду,
Над бёдрами колдую.
В ином же месте, как в аду:
Там бес ревёт, линчуя.

Мне говорят «Не тот парок,
Не та температура».
Но порка веником, дружок, –
Садистов процедура.

Нет, в секту тайную хлыстов
Я не согласен влиться.
Здесь с вас сойдёт по сто потов,
А как багровы лица!

Ведь в бане можно лечь костьми –
Скончавшись от угара.
Родная ванна, внутрь прими,
Спасая от пожара.

В твоей утробе, как в раю,
Я ангелу подобен.
Иль песни громкие пою
Под душем – он удобен.

Или мечтой за облака
Я уношусь в отраде,
Что будто б мылю я бока
Русалке иль наяде.

Итак, всё ясно, господа,
Мне в бане – некрасиво.
Век не являлся бы туда,
Но я любитель пива.

Солнце ласковой букашкой
С облака скатилось.
Утро радугою-пташкой
Вновь принарядилось.

Дождь прошёл, смочив дорогу,
Кошку, одуванчик.
Не молись иконе-Богу,
Деревенский мальчик.

Помолись лесам и долам
В солнечной оправе,
Где поют канонным хором
Соловьи в дубраве.

Помолись ещё старушке
С высохшей клюкою
И малютке-деревушке,
Мне, хоть и не стою.

Солнце вновь ушло в берлогу,
Вышел месяц-зайчик.
Не молись иконе-Богу,
Деревенский мальчик.

Чёй-то сердце захолонуло,
Чёй-то кровь застыла в висках,
И чавой-то в жавот стрельнуло,
И застыл я, портянку сжав.

То невеста моя, Матрёна,
Доставала с полатей квашню.
Возопил я: «Уронишь, ядрёна!»,
Отвечает: «Не уроню».

Опасенья мои напрасны,
Ведь Матрёна сильней быка:
Её щёки – яблоки красны
И округлы её бока.

Я Матрёну люблю сердечно,
Лучше бабы мне не найтить.
Тут уж так мне стало потешно,
Ну да ладно – пора идтить.

Пусть я – Седой 1 1 Эрнест Седой – литературный псевдоним Андрея Васильева. , а ты – Копчёный 2 2 Остап Копчёнов – литературный псевдоним Сергея Молоднякова. ,
И с виду мы не Геркулесы.
Киваешь головой учёной,
Мудрец, поэт-крикун, повеса.

Ты чашу сердца наполняешь
Вином, с которого хмелею.
И, рассуждая, подливаешь –
Подмешивая мысли к зелью.

Я, как и ты, – дружу с искусством:
Строка – аккордом, звук – поэмой.
Но дружба не сильнее чувства.
(Ах, да! Я отошёл от темы.)

Парнишка бравый – то, что надо!
Легко живёшь в стихов стихии.
Границы нет у рая с адом.
То здесь, то там, ты – сын России.