Александра Богданович - Три самодержца. Дневники генеральши Богданович

К тому же он прекрасно владел, как бы теперь сказали, «мастерством пиара», умел производить впечатление большого, или, уж во всяком случае, значимого человека. Говорили, что он состоял в переписке с Царями Александром III и Николаем II, что он сообщал им регулярно свои «мысли» по делам внешней и внутренней политики. В чиновно-иерархической системе подобные связи многого стоили; здесь таилась, как некоторым казалось, перспектива получить важную «протекцию».

Конечно, во всем этом показном «величии» было много фанфаронства, а порой и явной фанаберии, но в тех условиях роль генерала казалась весьма значительной. Теперь же можно точно утверждать, что какого-либо «влияния» на Верховную Власть генерал никогда не оказывал, хотя и написал несколько писем Самодержцам. Но подлинная диспозиция была в те годы мало кому ведома, и представители чиновного мира, «на всякий случай» старались поддерживать с Богдановичем любезные отношения.

Многие из тех, кто переступал порог дома на Исаакиевской, принадлежали к сливкам петербургского чиновного «бомонда». Достаточно назвать только несколько наиболее колоритных имён: С. Ю. Витте (министр финансов, председатель Совета министров), Н. М. Баранов (петербургский градоначальник, архангельский и нижегородский губернатор), П. С. Ванновский (военный министр и министр народного просвещения), П. Н. Дурново (директор Департамента полиции, министр внутренних дел), Н. В. Клейгельс (варшавский генерал-губернатор, петербургский градоначальник), А. Н. Куломзин (управляющий делами Комитета министров), П. И. Рачковский (шеф заграничной агентуры Департамента полиции), П. К. Плеве (директор Департамента полиции, министр внутренних дел), В. А. Сухомлинов (начальник Генерального штаба, военный министр), петербургский митрополит Антоний, писатель, книгоиздатель и владелец влиятельной газеты «Новое время» А. С. Суворин.

Фигур же меньшего общественного калибра вообще трудно перечесть. Тут бывали не только министры, влиятельные чиновники, военные и полицейские чины, но и дамы света (и «полусвета»), финансовые дельцы, различного рода «деятели», но непременно с «патриотической окраской».

Принимали у Богдановичей и людей вообще, что называется, без роду и племени, которые никаких заметных постов и влияния не имели, но близко стояли к тем, кто находился на вершине властной пирамиды, особенно тех, кто служил в Царском Доме. Естественно, что кучеров, лакеев и камердинеров за общий стол не сажали, но они получали щедрое «вспомоществование», так как приносили Богдановичам свежую информацию об интимной жизни своих Хозяев. Не беда, если эта «информация» в силу своей немыслимости во многих случаях напоминала баснословные сказания – информаторы знали, за что им платили, и, стараясь угодить «благодетелям», сочиняли небылицы.

Генерал и его жена с жадностью слушали и верили всему, что порочило власть, но особенно – Корононосителей. Самое потрясающее во всей этой истории, что хозяева салона называли себя «монархистами», но с каким-то страстным мазохизмом безоговорочно принимали на веру практически всё, что дискредитировало и порочило Верховную Власть. Это особенно ярко проявилось в распутинской истории, которая вся, в том виде как ее изобразила на страницах дневника А. В. Богданович, не просто тенденциозна, но и полностью лжива. Подобная аберрация зрения и восприятия – знак деградации, показывающей со всей неприглядностью степень вырождения тех, кто считался записным «хранителем исторических основ».

Естественно, что этот процесс эрозии убеждений неминуемо вел к убыванию энергии в рядах «монархистов». «Дело монархии» впервые за многие века переставало быть «делом жизни» для тех, кто именовал себя монархистами, роняя слезу при исполнении гимна «Боже, Царя храни!». Когда же надо было доказать на деле свою преданность, встать на защиту и Монарха и Принципа, то выяснилось, что в столице Империи таковых уже фактически не имелось.

Вся фабула Февральской революции 1917 года показала воочию, что в Петербурге-Петрограде защищать «исконные основы» уже было некому. Потом, когда кое-кому из числа «преданных монархистов»-очевидцев тех дней удалось выбраться за пределы обезумевшей России и очутиться на чужбине, некоторые взялись за перо и начали поливать грязью Убитых Венценосцев. Общий мотив в таких писаниях всегда один: на Престоле оказалась «не тот Царь». Про свою никчемность, про свое предательство старались не вспоминать; никто не покаялся.