Николай Соковых - Дневниковые записи

В сельском хозяйстве он стал мало принимать участия – не было времени и смысла, а лишь помогал в страдную пору немного времени своим трудом. За ряд лет работы крупчатником отец зарекомендовал себя хорошим специалистом, получал уже хорошую зарплату и был на счету. Владелец другой мельницы, находящейся в 30 км от железнодорожной станции Латная в селе Гремячий Колодезь Воронежской губернии, Безруков, предложил отцу более выгодные условия, а именно: деньгами 75 руб. в месяц, квартиру с отоплением, необходимые продукты для семьи, корм для коровы и другой живности. Отец согласился, заключил с Безруковым договор и вскоре с семьей переехал к месту работы. В это время семья состояла из 6 человек: отец, мать, дедушка и трое детей – Нюра, Маня и Настя.

Безруков был человек развитой, с высшим образованием. В свое время он окончил юридический факультет Московского университета, был депутатом Воронежской городской управы и почетным гражданином г. Воронежа. Он знал толк в людях и отца ценил, как хорошего специалиста, особенно после того, как тот произвел необходимую реконструкцию мельницы без особых затрат. Отец также ценил и уважал своего нового хозяина. Видел в нем хорошо образованного и практического человека, с которого можно брать пример. Он очень любил его и рассказывал о нем много, что мы тогда не все еще понимали. Впоследствии отец признался, что Безруков произвел на него решающее «воспитание» и в корне изменил все прежние понятия о жизни. Но главное, что отец ценил у Безрукова, это его убежденность в чем-либо, твердая, неоспоримая и легко доказуемая своему собеседнику. По словам отца Безруков никогда не горячился, терпеливо выслушивал мысль оппонента и только тогда, не стараясь выпячивать себя и убедившись, что собеседник сказал все, что мог, высказывал свою мысль по данному вопросу, но уже неоспоримую и убедительную, как «дважды два – четыре». Что греха таить, говорил отец, и я сам, часто не дослушав до конца разговаривающего со мной человека, перебивал его и предлагал непродуманное, не твердо усвоенное возражение, и получался какой-то безалаберный разговор разгоряченных спорщиков. Договориться конкретно о чем-либо при такой форме беседы и при отсутствии твердой убежденности в правоте дела редко удается. Без доказательств получается пустой разговор. «Многому я научился в общении с Безруковым и его семьей» – заключал отец. Теперь нам, взрослым детям, приходится только удивляться, как из деревенского крестьянского парня, окончившего только 3 класса земской школы, вышел всесторонне развитый, культурный и воспитанный человек, наш дорогой отец!

Время шло. Отец был удовлетворен работой у Безрукова, но сам Безруков – не особенно, и вот почему. Мельница из-за дальности расстояния от железной дороги, а главное – из-за ее технической отсталости – не была в состоянии конкурировать с крупными товарными Воронежскими мельницами, оснащенными новейшим оборудованием и выпускающими муку более высокого качества и с большим выходом ее. Кроме того, было больше расходов по доставке пшеницы из южных районов, переплачивая за тариф и доставку ее гужевым путем от железной дороги до мельницы на расстояние 30 верст. Эти немалые расходы ложились тяжелым бременем на себестоимость муки, что заставляло Безрукова задуматься о дальнейшем ведении дела. На предложение отца о полной реконструкции мельницы по последнему слову техники (замена малых нарезных вальцев бОльшими, установка рассевов (новинка), и замена парового двигателя нефтяным) Безруков не согласился. У него были свои расчеты – войти пайщиком в большую товарную Воронежскую мельницу и продолжить свое дело в новых условиях, а свою мельницу оставить с меньшим числом квалифицированных рабочих лишь для помола крестьянского зерна на их нужды. На этом и закончилась служба отца у Безрукова, где он проработал более 12 лет.

За это время семья наша увеличилась на 3 человека. Появились на свет 3 брата: я – Николай, Александр и Алексей. Вскоре мы переехали в Воронеж, где и начались наши мытарства по сравнению с жизнью у Безрукова.

В Воронеже должности по последней специальности отца не нашлось, а жить надо. Поступить вальцовщиком отцу не хотелось – не устраивала зарплата, а расходы на содержание семьи возросли. За годы работы у Безрукова наши родители кое-что скопили на черный день, вот отец и решил попытать счастья в хлебной коммерции, которая ему была немного знакома во время работы у Безрукова при общении с так называемыми «комиссионерами», поставляющими пшеницу на мельницу. Эта работа заключалась в купле-продаже пшеницы большими партиями владельцам мельниц и крупным помольцам. Отец занялся этим делом, хотя мама не соглашалась с его новой деятельностью, боясь неудач и растраты сбережений. Он стал ездить по железнодорожным станциям южных районов Воронежской и Курской губерний, где сеяли больше пшеницу, чем другие зерновые культуры. Там на ссыпных дворах у торговцев, а также в имениях помещичьих хозяйств покупал пшеницу вагонами и отправлял ее по железной дороге в Воронеж по дубликату на предъявителя. В Воронеже продавал ее мукомолам по существующей рыночной цене. За вычетом расходов ему оставалась польза 1—2 копейки на пуд, и это считалось хорошим заработком. За одну поездку отец закупал в разных местах 10—12 вагонов по 1000 пудов каждый. Количество не малое! Несведущие люди могут подумать, что на такие операции нужно иметь порядочный капитал, если исходить из расчета стоимости пшеницы примерно 90—95 копеек за пуд, да плюс расходы за тариф по железной дороге и ряд других. Такого большого капитала у комиссионеров, конечно, не было. На какие же капиталы, вернее, на чьи деньги вели эти коммерсанты такие крупные операции с пшеницей, если в кармане у них было не более 300—500 рублей? А дело обстояло примерно так: такой коммерсант, приехав на место к ссыпщику, скупающему зерно у крестьян, или помещику, желающему продать свой хлеб, договаривался с владельцами об условиях в цене, качестве и сроках отгрузки, и, дав задаток 20—30 рублей на вагон пшеницы, отправлял ее от имени владельца (или сам владелец) на железнодорожную станцию, где она грузилась насыпью в вагоны, и двери заделывались деревянными щитами. Железная дорога выдавала владельцу документ (дубликат) на прием от него зерна, за которое теперь всецело отвечала железная дорога до прибытия его на станцию назначения. Дубликат выдавался или именной на имя владельца или просто на предъявителя, как того пожелает отправитель. Плата за провоз (тариф) уплачивалась отправителем или получателем груза на станции назначения по прибытии его на место. После того, как железная дорога выдала владельцу дубликат, он мог по нему получить в банке ссуду в сумме рыночной цены или на 10—15% дешевле ее. Рыночные цены сообщали хлебные биржи в своих бюллетенях каждые 5 дней, и на основании их банки, как частные, так и государственные, ими руководствовались в выдаче денежных ссуд. Банки охотно выдавали под дубликаты ссуды, выдавая взамен дубликата свою банковскую квитанцию до времени возвращения ссуды банку. Обычно ссуда выдавалась на 10—12 дней, т.е. на тот срок, за который груз, по расчетам железной дороги, должен пройти путь от станции отправления до станции назначения. За просрочку возврата банку денежной ссуды он взыскивал проценты. По прибытию груза на станцию назначения он выдавался по дубликату любому лицу, предъявившему его. А чтобы получить дубликат из банка, нужно оплатить ему полученную ссуду и плюс процент за нее. Вот примерно весь ход действий со дня покупки пшеницы комиссионером до ее продажи мукомолам. Были и другие варианты купли-продажи, но они не были распространены, как неэффективные и тормозили быстроту оборота капитала в торговле и промышленности. Комиссионеры невольно являлись незаменимыми помощниками в этом деле. Они, как бы, ускоряли оборот денежных средств, вложенных в любое дело, а особенно в хлебное, как на внутреннем рынке, так и на внешнем, по экспорту за границу…

Читать дальше