Нина Фонштейн - Моя Наша жизнь

Мама больше дружила с самой старшей сестрой, тетей Евой. У неё было два сына. Толя был старше меня на 14 лет и очень мне нравился. Он подшучивал, чтобы я быстрее росла и тогда он на мне женится, поэтому на его свадьбе (мне было лет восемь) я устроила истерический плач, крича, что он обещал жениться на мне. Его жена Ада было пышной красавицей с прекрасными рыжими волосами, каких я никогда и ни у кого не видела. Оба учились, кажется, в авиа-технологическом, Ада выросла до начальника большого бюро, Толя занимался изобретателями.

Его младший брат, Володя, был Валиным сверстником. В раннем детстве он перенес полиомиелит и тогда же принял не изменяемое с годами решение стать врачом, чтобы такое с другими не случалось. Он поступил во второй медицинский, во время «дела врачей» чуть не был исключен из института и комсомола за дружбу с однокурсницей – дочерью одного из обвиняемых (кажется, умершего в тюрьме профессора Этингера).

После окончания института Володю послали (распределили) в Калужскую область, где он проработал три года. Несмотря на то, что ему с больной ногой приходилось месить грязь калужских деревень, он считал во благо возможность, которую он бы не имел в Москве, делать различные операции и вернуться опытным хирургом. Больная нога была еще и короче, поэтому Володя делал операции, опираясь фактически на одну ногу.

После возвращения в Москву Володя поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, в 36 лет докторскую, существует какой-то специальный «шов Ривкина». При всем напускном цинизме, когда речь идет о больных и здоровье, Володя на самом деле не раз показывал себя предельно отзывчивым родственником.

В юности, когда я болела, Володя не раз приезжал с пересадками через всю Москву, устраивал встречи со специалистами. Помню, что после окончания школы приезжал уговаривать меня поступать в медицинский, иногда жалею, что упиралась. Когда устал оперировать, Володя стал заниматься информацией, писал и пишет книги. Кроме множества книг по специальности, издал очень полезную научно-популярную «Здоровье и болезни. Книга для пациентов».

Наверное, какая-то особая тяга к знаниям передалась нашему поколению Фонштейнов через родителей еще от дедушки с бабушкой, так что все «двоюродные» получили высшее образование. Самым старшим пришлось труднее, в том числе материально, поэтому Нюся (дочь старшего папиного брата) с началом войны вынуждена была пойти работать, не получив диплома (кстати, неверно сказать, что никто в нашем поколении не попал в МГУ, она училась на философском факультете МГУ, в одной группе со Светланой Аллилуевой-Сталиной). После эвакуации она вернулась на кафедру в качестве лаборантки, потом ассистентки и работала там до самой смерти, будучи хранителем наследия академика Б. А. Фохта. Именно благодаря Нюсе (А. А. Гаревой) были посмертно изданы его неизвестные труды.

Ее брат Зоня доучивался на вечернем факультете полиграфического института и, сколько я его помню, был директором типографии, помогая всей родне с экспрессным изданием наших (и наших детей) авторефератов диссертаций.

Лиля и Юля – дочери старшей папины сестры. Лиля преподавала в школе немецкий язык. Ее муж Митя Френкель, как и младшая сестра, Юля, окончили институт востоковедения, специализируясь на фарси. Юля потом все годы работала в издательстве иностранной литературы «Мир». Кстати, В. В. Жириновский до его головокружительной карьеры командовал там профсоюзом и, по словам Юли, славился умением выбивать путевки для сотрудников и клоуном еще не был.

В отличие от Юли, Митя после окончания института несколько лет работал в Азербайджане, по специальности, на границе с Ираном. После этого он до недавнего (за восемьдесят пять) возраста работал в институте Африки, защитив там кандидатскую и докторскую диссертации.

В качестве докторской диссертации Митя защищал изданную книгу «Либерия и США». При этом сам Митя выездным не был до самых недавних лет, когда после смерти Лили он посетил внучку в Канаде. По-видимому, чувствуя некоторую вследствие этого факта неловкость и зная его филателистские пристрастия, его коллеги, посещая Либерию, привозили ему марки. Он мне показывал полный набор марок Либерии, начиная от первой, выпущенной после образования страны. Может, это и заменяло ему возможность самому увидеть Либерию, про которую столько знал и писал.

Когда мне было восемь, в квартире заболел скарлатиной соседский мальчик, и меня отправили спасать от заразы к тете Софе. Её сын, двоюродный братец Эдик, был младше Лёни, сына покойного папиного брата Макса, на год. Они и жили близко и дружили с детства и всю жизнь. Моя ссылка пришлась и на Первое мая. Эдик шел на демонстрацию со школой, и Леня тоже как-то к нам присоединился.