Не обошлось и без издержек. Переутомление, связанное с чрезмерной нагрузкой на работе, вновь вызвало редкое заболевание – все органы чувств Теслы стали необычайно восприимчивыми. Он мог видеть весьма отдаленные предметы, различать их очертания ночью. Слух обострился настолько, что разговор шепотом казался Николе криком, а тиканье карманных часов в соседней комнате – ударами молота по наковальне. Прикосновение пальцев к любым вещам вызывало резкую боль. Легкое прикосновение к телу воспринималось как удар, болезненно ощущались даже колебания кровати или кресла, вызываемые проезжавшими по улице повозками.
На протяжении всей этой странной болезни Тесла, борясь с ней, продолжал в полубреду проектировать свой электродвигатель. Временами ему казалось, что решение так близко, что стоит только выздороветь и он тут же создаст конструкцию, отвечающую главной идее. Приходилось собирать всю силу воли, чтобы хоть на время забыть о болезненном давлении на череп. В темное время он ощущал себя настоящей летучей мышью, поскольку мог обнаруживать объект на расстоянии двенадцати футов, ощущая исходящую от него непрекращающуюся дрожь. Его пульс колебался от нескольких до двухсот шестидесяти ударов в минуту, а все тело время от времени содрогалось в конвульсиях.
Врач, ежедневно дававший ему бромид калия, считал болезнь единственной в своем роде и неизлечимой. Тесла не понимал, что с ним происходит. Вероятно, причина была в крайнем истощении нервной системы. Никола, по его словам, «отчаянно цеплялся за жизнь, порой уже почти не надеясь на выздоровление». И только страстное желание жить и продолжать работать могло сотворить чудо.
И однажды это случилось. К Николе постепенно стало возвращаться здоровье, а с ним и ясность мысли. Во многом ему помог школьный друг, венгерский инженер Антал Сигети. Он буквально силой вытаскивал Теслу на улицу, заставлял заниматься физическими упражнениями. На этот раз выздоровление пришло независимо от усилий докторов. Оно наступило внезапно, и трудно объяснить, чем было вызвано. Самому Тесле казалось, что теперь он еще яснее представляет себе все условия, необходимые для создания электродвигателя переменного тока.
В один февральский день 1882 года Тесла, едва оправившийся после болезни, прогуливался с Сигети в городском парке Будапешта. Друзья любовались необыкновенно ярким закатом. Тесла был в приподнятом настроении, он цитировал любимых поэтов, читал наизусть строки из Гете, радуясь, что болезнь не изгладила из памяти стихи, знакомые еще с детства:
Взгляни: уж солнце стало озарять
Сады и хижины прощальными лучами.
Оно заходит там, скрывается вдали
И пробуждает жизнь иного края…
О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли
И мчаться вслед за ним, в пути не уставая! [2] Пер. Н. Холодковского.
Процитировав эти строки, Тесла неожиданно замер. Сигети, не решаясь нарушить неожиданное молчание, с удивлением смотрел на друга, находившегося словно в оцепенении. Через несколько минут, глядя на заходящее солнце, Тесла проговорил:
– А все-таки оно будет вращаться и в обратном направлении! Все зависит от моего желания.
Сигети, полагая, что эти слова относятся к небесному светилу, не мог понять, что происходит с Теслой. Но тот, увлеченный своими мыслями, вдруг поспешно начал чертить тростью на песке схему электродвигателя переменного тока, основанную на использовании того, что впоследствии было названо «вращающимся магнитным полем».
В набросанных на песке схемах для передачи энергии использовались две электрические цепи, создающие двойной поток электричества, расходящийся по фазе на девяносто градусов. Принимающий якорь мотора вращался в пространстве при помощи индукции, привлекая устойчивый поток электронов вне зависимости от заряда (положительного либо отрицательного).
Позже Тесла вспоминал: «Когда я произнес вдохновенные строки Гете, мысль, как вспышка молнии, поразила меня, и через мгновение открылась истина. Тростью на песке я начертил схемы, которые шестью годами позже продемонстрировал, обращаясь к американскому электротехническому институту, ― и мой спутник превосходно меня понял.
Образы, увиденные мной, были удивительно отчетливы и понятны и до такой степени обладали твердостью металла и камня, что я сказал ему: “Вот это мой двигатель. Посмотри, как он у меня работает”. Не могу решиться описать свои чувства. Пигмалион, увидевший, как оживает его статуя, не был тронут глубже. Я бы отдал тысячу тайн природы, которые мог бы при случае разгадать, за одну, которую вырвал у нее, несмотря на все препятствия, пусть бы и с угрозой для собственной жизни. В одно мгновение истина была открыта».
Читать дальше