Array Сборник - Артиллеристы

Как можете определить Ваше отношение к врагу?

Враг есть враг. Через нас практически не проходили пленные, но один раз привели ко мне немца при наступлении. То ли он обязан был там находиться и вести стрельбу, то ли он решил остаться и сдаться в плен. Он был лет под 40–45, мы по-немецки не ахти как, он единственно твердит: «Arbeit, arbeit». Вид его показался нам неприятным, отправили в штаб полка. А уж куда там его дальше?

Кто из противников Вам был более неприятен – немцы или финны?

Немцы, наверное, больше, а финны… Когда мы Выборг взяли, дошли до Сайменского[?] канала, дальше наша армия не пошла, остановилась. Финны с передовой кричали: «Рус, не стреляй! Наши в Москву полетели»! Я видел самолет, летевший с финской стороны и финские истребители, которые его сопровождали. При перелете линии фронта их наши истребители встречали. Видимо, делегация летела договариваться о перемирии.

Что Вы думаете о наших солдатах, попавших в плен?

В тот период отношение было такое, это сейчас мы оцениваем более здраво. Тогда сдался в плен – предал, а в какой обстановке, это сложно было определить. Большинство попадали независимо от их желания, состояния. Окружили, обезоружили – куда деваться? Некоторые еще питали какую-то надежду, что они могут потом вернуться в армию.

К власовцам у Вас какое отношение?

Непосредственно к Власову как можно относиться? Оказался трусом, в конечном итоге предателем. Какой он может быть патриот, он просто испугался. Остальные власовцы из числа пленных. Кто-то надеялся, что он сумеет через армию вернуться, а которые искренне желали поражения России, таких, я считаю, там немного было. У нас их не было. Отношение тогда было единственное – сдался в плен – враг.

Что может сказать об отношениях с местным населением?

Редко ведь мы с населением встречались, мы в лесах да болотах. Где-то по пути они попадались, а что сказать. Наше население, советское. В Ленинградском драмтеатре когда были как сказать? Восторженно-жалостливое, что ли? Такое они пережили в блокаду Ленинграда, там остались. После Новгорода продвигались к Оредежи, километров 30 не было целых деревень и гражданского населения, мне запомнилось. И в одной деревне попались местные жители. Тетка одна выходит, паренек. Впечатление такое, что он только вышел из леса, был там вместе с партизанами. Конечно, смотрела на нас восторженно, что мы их освободили. Сказала: «Ой, какой молоденький лейтенантик»! Остальные-то солдаты были пожилые. А больше с мирным населением не приходилось общаться; огневые позиции рядом с деревнями не разместишь.

Чем для Вас были пушки?

Бережное отношение.

Как можете описать отношение к Вам артиллеристов других калибров и пехоты?

Мы с другими системами практически не контактировали. А пехотинцы? Каждый на своем посту, артиллерия в том числе. Когда стояли под Карбуселью, солдаты общались между собой, ко мне однажды привели однофамильца, тоже из Кировской области. Они привели, потому что знали, у меня отец был на фронте. Да, однофамилец, из Советского района. Близкого родства не обнаружилось.

Какие времена года для Вас были тяжелее?

Наверное осень – сыро, слякоть. Для передвижения, оборудования, устройства огневых позиций сложнее. Физически посложнее.

Как в полку относились к женщинам?

В середине 43 года около 30 женщин поступили в полк на должности телеграфистов. К нам в батарею одна девушка телефонистом, в соседней батарее две девушки, в штабе дивизиона одна, в 9-й батарее тоже. Относились солдаты внимательно, для них вроде как дочь, потому что они старше были. Никто не обижал, никаких поползновений не обнаруживал. Девушка, которая у нас была. Командир батареи есть командир, он был парень взрослый, приличный. У них, вроде, взаимное доверие обнаружилось. Я уже в госпитале был, мне сообщили, что она уехала в декрет.

За что Вы в той войне воевали?

За страну. У нас не было, что за Россию. Но лозунг тогда был среди солдат: «За Родину, за Сталина». Это не пустой звук, под Сталиным имелось в виду не столько его личность, а руководитель государства, правительства, высшая власть, которая организует борьбу.

Ваше отношение к Советской власти за время пребывания на фронте никак не изменилось?

Нет. То, что вернулись, трудности большие были, но все понимали, чем они вызваны: война, разруха, большие издержки. Дружно жили.