Анна Семак - Близость как способ полюбить себя и жизнь. The secret garden

Там-то и случилась история с Марусей. Пробираясь в темноте сквозь сугробы, то и дело зачерпывая в валенки снег, я шла к курятнику. Открыв тугую дверь, почувствовала резкий теплый запах птицы – мне очень нравился этот запах. Куры недовольно зашевелились, заворчали. Я схватила с насеста Марусю, распахнув полу мутоновой шубы, прижала ее к животу и вышла на улицу. Маруся слабо сопротивлялась, трепыхаясь под моей рукой, а я села в сугроб, расчистив попой площадку в снегу, и гладила упругие маслянистые перья, чесала курице шею, прижималась носом к теплому тельцу. Я считала Марусю моим домашним питомцем, и мне казалось, мы хорошо друг друга понимаем. Долго мы сидели с ней так, обнявшись, как вдруг я услышала мамин голос, она звала меня домой.

Поставив Марусю на постамент, на котором сидела, я, испугавшись, бросилась на голос, звавший меня, представляя, что сейчас же вернусь и отнесу курицу обратно, но в тот вечер меня больше не выпустили гулять, и что самое страшное – я про Марусю забыла, а наутро папа сообщил, что одна из кур каким-то образом выбралась из курятника и замерзла, но я не нашла в себе сил признаться в содеянном. До сих пор не могу себе этого простить. Это событие поспособствовало моему решению никогда не есть животных.

Через забор от нашего дома, а других путей пробраться друг к другу в гости быстро у нас не было, жили мои лучшие друзья Костя и Сашка – дети священников. Они часто ссорились, споря, кто из них будет в будущем на мне жениться, но вне этих разногласий мы бесконечно придумывали разные игры, с утра до вечера проводя время на улице. О слове «скука» мы узнали через много лет от своих детей.

Особенным развлечением стала для нас игра «Московское море», когда мы содрали с соседской крыши шифер и начали плавать в глубокой весенней луже, разлившейся в конце марта, как на лонгборде, загребая грязную ледяную воду рукавами мутоновых шуб. Впоследствии Сашка стал тем самым священником, отцом Александром, который в ночь наводнения в Крымске спас на резиновой лодке больше пятидесяти человек.

Я чувствовала наступление весны, когда шла домой из школы, а кругом повсюду жгли костры, собирая граблями старые сухие листья и мусор, открывшийся под снегом. Мы часто садились на широкие деревянные ступени выцветшего от сырости крыльца в нашем дворе, снимали демисезонные куртки, грелись в первых по-настоящему теплых лучах солнца, ели черный хлеб с солью и зеленым луком и обсуждали, что нет на свете еды вкуснее этой.

С наступлением летних каникул наш сад становился моим убежищем. Просыпаясь раньше всех, я распахивала окно, глубоко вдыхая запах персидской сирени, мокрой от росы травы, и, лихо спрыгнув с подоконника на землю, ныряла в самую чащу кустарников, находя все новые и новые тайны, скрывающиеся за этой совершенной простотой. Залезая на высокий дуб, я цеплялась за тонкую верхушку, ложилась на нее, обхватив ногами и руками, раскачивалась в разные стороны, даже не думая, что могу упасть и разбиться, почему-то я была уверена, что это не моя судьба, да и что говорить – теперь очевидно, что всех нас хранил Господь, потому что сегодня мне страшно вспомнить наши игры в котлованах на стройке, походы на безлюдные пустыри, ныряние в Волгу с ржавого катера, торчавшего из воды. Среди укромных мест, где можно было спрятаться ото всех, были крыша соседского сарая и чердак, куда я быстро, как обезьяна, забиралась по приставной лестнице, а оттуда выбиралась на крышу, цепляясь за выступы черепицы, часто оступаясь, сползая до самого края, в кровь раздирая колени, пробиралась на маленькую площадку за трубой и там, поглядывая на длинный, прозрачный коридор больницы для сердечников, на больных, замотанных в густые махровые и тонкие ситцевые халаты, медленно перебирающих шаркающими тапочками из начала в конец, писала свою первую книгу в толстой тетрадке, это был роман о любви, на обложке я старательно выцарапала название – «Он и Она».

Про Марка Леви я тогда ничего не слышала и его книгу с таким же названием не читала.

В детстве в гостиной нашего дома оказывались совершенно невероятные люди – босоногие странники-аскеты, священники англиканской церкви, русские батюшки и монахи, нищие старушки, жил у нас как-то даже московский сумасшедший. Сумасшедшего в нем распознали не сразу, где-то на третий день. Интеллигентный молодой человек Дмитрий приехал к отцу из Москвы за советами относительно духовной жизни и церковной музыки, а получив необходимые ответы, он отправил нас, детей, в магазин за соусом карри Uncle Bens, а сам, обнажившись по пояс, прыгал по дому, испытывая на прочность старый дощатый пол, под группу Depeche Mode – насилу успокоили и отправили восвояси.

Читать дальше