Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина. Фрагменты истории в воспоминаниях и документах

Об академике А. Ф. Иоффе он говорит так:

«…выдающийся ученый, создатель большой школы советских физиков, специалист по электрическим свойствам диэлектриков и полупроводников. В 1942 году он был привлечен как научный организатор работ над ураном, но в дальнейшем руководство было возложено на меня».

Однако далее Игорь Васильевич отмечает, что «научные интересы ак. А. Ф. Иоффе далеки от тех вопросов, которые существенны для проблемы урана, и поэтому широкое привлечение его к работе нерационально». Нет сомнений, что эту проблему Курчатов много раз обсуждал с Абрамом Федоровичем, и еще раз при подготовке своей записки для Берии. Он понимал, что его рекомендации могут сыграть решающую роль в будущей работе того или иного крупного ученого, а потому тщательно взвешивал каждое свое слово.

Мнение Курчатова о профессоре Л. Д. Ландау:

«…является одним из наиболее глубоких, талантливых и знающих физиков-теоретиков Советского Союза… Его участие в работе над проблемой урана было бы очень полезным при решении глубоких физических задач по основным процессам, протекающем в атоме урана».

Будущий академик и Нобелевский лауреат Лев Давидович Ландау примет непосредственное участие в создании советского ядерного оружия… Так же как и будущий академик профессор Л. А. Арцимович, о котором Курчатов напишет:

«…очень способный физик, глубокий и лучший в Союзе знаток электронной оптики. В основном он занят сейчас решением вопроса видения в темноте и только часть времени уделяет работам по магнитному способу выделения урана-235. Я считаю необходимым полное переключение его на эту последнюю работу».

Так и случится. И вскоре Л. А. Арцимович вместе с самим Курчатовы и И. К. Кикоиным будет разрабатывать три главных направления получения ядерной взрывчатки. Это будет та самая «Атомная тройка», которая и приведет нашу науку и технику к успеху.

Однако до создания урановых комбинатов на Урале еще далеко, а пока Игорь Васильевич советует руководству страны, кого именно следует привлечь к реализации Атомного проекта. Высокие и справедливые эпитеты находятся у него для академиков А. Н. Несмеянова, Н. Н. Семенова, М. В. Кирпичева, профессоров М. А. Стыриковича, К. Д. Синельникова, А. К. Вальтера.

Еще одна группа исследователей вскоре присоединиться к «команде Курчатова», и их имена через десяток лет составят гордость отечественной науки.

Создается такое впечатление, что Игорь Васильевич Курчатов был пророком – он умел предвидеть будущее. А может быть, такие люди становятся «пророками» именно потому, что умеют это будущее конструировать по своему разумению и желанию?!

Николай Николаевич решил свою обиду не скрывать: он написал письмо Л. П. Берии. Академик миндальничать не стал, а сразу же в начале письма изложил свою позицию:

«Мне всегда казалось несколько удивительным, что наш институт как организация не был привлечен к работам по ядру, хотя именно в нашем институте еще в 20-х и начале 30-х годов были впервые сформулированы, а затем подробно развиты идеи цепного и теплового взрывов, правда, в области обычной химии, каковые идеи сейчас стали столь популярным в области ядерной химии. Вы ограничились привлечением проф. Харитона и частично проф. Зельдовича – двух моих ближайших учеников, сейчас крупных ученых, разделявших со мной руководство институтом.

Ни одного разговора со мной до последнего времени не было, и я не знал даже, чем именно занимаются профессора Харитон и Зельдович…»

Впрочем, в собственном Институте химической физики у академика Семенова нет такого секретного отдела, которому он может доверить такое письмо, а потому он берет с собой черновик и едет к генерал-лейтенанту П. Я. Мешику, которого просит отпечатать письмо и передать Берии. Семенов не сомневается, что письмо дойдет до адресата.

Однако вновь молчание…

На этот раз время тянется очень медленно…

Берия решает сам разобраться, почему академик Семенов не привлечен к Атомному проекту…

Впрочем, он хитрит: истинные причины этого ему хорошо известны, однако академик А. Ф. Иоффе вновь поднял вопрос о Семенове. Хорошо известно, что «папа Иоффе» настойчив. Если ему не ответить, то он может и к «Самому» обратиться, а «Хозяин» усмотрит в таком равнодушии к крупному ученому вредительство. В общем, предсказать реакцию «Самого» невозможно, а потому Берия решил перестраховаться. Он потребовал, чтобы Мешик, а также Завенягин и Курчатов объяснили ему ситуацию с Семеновым.