Время от времени Дима отвлекал меня от моей меланхолии, и делал это, надо сказать, весьма изобретательно. Например, однажды он зашел ко мне в комнату, уселся рядом и спросил:
– Привет, соседка. У тебя есть нитки с иголкой?
Не дожидаясь моего ответа, он тут же встал и вышел, а я успела только растерянно сказать ему вслед:
– Не знаю, надо посмотреть…
Дима, казалось, меня не услышал, потому что никак не отреагировал на мою реплику, и я вернулась к чтению книги. Минут через десять он снова открыл мою дверь и замер в проходе:
– Ну так что, ты можешь дать мне нитки?
– Хорошо, я сейчас поищу…
Он снова ушел посередине моего ответа. Ниток я так и не нашла, но и чтение меня уже занимало не так, как его странные манеры. В любой другой ситуации я бы пошла к нему сказать, что не смогу помочь, но иррациональность его подачи сбивала меня с толку. Я осталась сидеть на месте, но уже ждала его следующего визита. Дима нашел способ занять мои мысли своим сумбурным поведением, и когда я уже была готова вступить с ним в следующий непредсказуемый диалог, он просто… больше не пришел.
До нашей следующей встречи прошло еще несколько дней. На этот раз я сидела на крылечке нашего дома и писала дневник, полностью погруженная в свои мысли. Но когда в поле моего зрения появился Дима, который возвращался с работы, я с удивлением поняла, что рада его видеть. Пока он переодевался, подошли Саша с Антоном, и Дима, вернувшись, предложил нам всем вместе подняться на крышу нашего дома и поговорить о том, как у кого прошел день. Несмотря на то что все поддержали эту идею, на крыше в итоге оказались только мы с Димой.
Мы разговаривали и не заметили, как пролетели семь часов. Я рассказывала ему, как в детстве воровала творожные сырки у младшего брата Андрея, а он мне – что у каждого звука есть свой цвет. Я рассказывала о тех местах, которые видела, а он – про книги, которые читал. Я говорила, что устала от Америки, а он мне про то, сколько невероятных возможностей открывает Нью-Йорк.
В мое состояние безразличия ко всему окружающему он ворвался новым интересным собеседником. Мне не нужно было подробно объяснять ему, что я за человек, и пытаться понравиться, мы даже почти не смотрели друг на друга – просто обменивались мыслями и изучали ночное нью-йоркское небо, каждый по-своему, но в каком-то мощном эмоциональном тандеме. Моментами возникало ощущение, что даже воздух вокруг нас наэлектризовался так, что иногда потрескивал.
Время пролетело незаметно, и неизвестно, сколько бы еще часов мы провели на той крыше, если бы не Олег, прервавший наше общение своим ревнивым появлением. Он бросил нам всего пару гневных слов вроде: «Ага, понятно, чем вы тут занимаетесь!» – и ушел.
Мне нужно было незамедлительно поговорить с ним, чтобы расставить точки над i и не допустить скандала. Я побежала за ним и поймала в своей комнате.
– Нам нужно расстаться, Олег! – мое единственное честное оправдание этой ситуации.
– Но я люблю тебя.
– А я тебя – нет.
С удивительной для самой себя легкостью я смогла сказать ему то, что давно хотела, но откладывала до нашего возвращения домой.
После этой фразы он, потеряв дар речи, хлопнул дверью и ушел. Встретив в коридоре Диму, он попытался выместить свой гнев на нем, но тот резко оборвал его:
– Разборки случаются в Бронксе, а мы живем в Бруклине и договариваемся. И тебе сейчас нужно успокоить девчонку.
Я пыталась уснуть, но меня переполняли эмоции оттого, насколько быстро произошли в моей жизни перемены. Только начала выбираться из кокона своей тоски, как на меня обрушилось внезапное, хоть и давно запланированное расставание с Олегом. Поняв, что не смогу уснуть, я вышла на балкон, чтобы послушать музыку и попытаться выписать в дневник переполнявшие меня чувства. Окно из спальни Димы также выходило на балкон, и он вдруг появился оттуда с вопросом:
– Было громко, у вас что, развод?
– Да, но пусть тебя это не тревожит, мы сами разберемся.
– Детский сад.
Он исчез, но через несколько минут вернулся и на этот раз уже сел рядом со мной.
– Что-то мне не спится.
– Я тоже вряд ли смогу сегодня уснуть.
– Дай руку.
Я послушно протянула ему ладонь, а он положил в нее маленький красный шарик от гольфа.
– Собери все свои тревожные мысли, перенеси их в этот шар и выбрось его вместе с ними. Спокойной ночи.
На следующий день я проснулась с мыслью, что больше не могу отрицать свою симпатию к Диме. Во время нашего разговора на крыше он будто коснулся своими словами тех слоев моего сознания, о существовании которых я изредка догадывалась, но надежно прятала за своими страхами и другими внешними барьерами. Его не интересовали мои стандартные модели общения, он хотел узнать те мои мысли, которые будили меня последним утренним сном. Он хотел, чтобы я пела вслух, несмотря на смущение. Он стремился узнать, что именно делает меня мной и отличает от всех других тогда, когда я сама этого не понимала.
Читать дальше