Сама Мария Тимофеевна полагала, что причины произошедшей с ее дочерью трагедии, как и причины клеветнических измышлений в адрес ее мужа, кроются в связях их семьи с секретарем Минского подпольного комитета партии Иваном Ковалевым. Он, к тому времени уже признанный многими партийными руководителями республики провокатором, создавшим по заданию немецких спецслужб «подставной» подпольный горком, неоднократно посещал их квартиру, беседовал наедине с ее мужем и, надо полагать, давал ему поручения.
В одно из таких посещений (сентябрь месяц 1942 года) Ковалев узнал, что дочь Одинцовых Нина уже была связана с партизанским отрядом (на деле бригадой) им. Ворошилова и даже посещала его летом вместе с подпольщицей из гетто Лидман Лидой. Убедившись, что она рвется на активную работу к партизанам, Ковалев предложил Нине и присутствовавшей при разговоре подпольщице Марии Батуриной отправиться в этот отряд с заданием от подпольного комитета партии.
Выполнение задания, полученного от предателя Ивана Ковалева (установление от его имени связи с партизанским отрядом), как полагала Мария Одинцова, привело к непоправимой и роковой ошибке – к трагической гибели ее единственной дочери [1, Л. 2 (оборот) – Л. 3].
Медленно и со скрипом, но дело Марии Тимофеевны Одинцовой сдвинулось с мертвой точки. 9 февраля 1946 года Организационно-инструкторский отдел ЦК компартии Белоруссии обратился в партархив при ЦК КП (б) Б с просьбой выслать материалы по обвинению в предательстве Одинцовой Нины Леонтьевны (ее дело должно было быть храниться в партийном архиве вместе с другими документами партизанской бригады им. Ворошилова). Удивительно, но заведующий партархивом Попов не смог выполнить довольно рутинный запрос одного из отделов ЦК: среди хранящихся там документов дела Одинцовой не оказалось [1, Л. 31 – Л. 32]. Этот факт оставляет очень большие сомнения в том, существовало ли оно вообще или же Нина Одинцова была расстреляна «без суда и следствия», а причастные к ее гибели лица не удосужились создать обвинительные документы даже задним числом.
Так или иначе, проводившим разбирательство партийным работникам (и нам вслед за ними) пришлось довольствоваться показаниями участников событий, данными ими почти четыре года спустя после расстрела девушки.
Чуть раньше, 22 января 1946 года, начальник особого отдела партизанской бригады имени Ворошилова В. Яковлев отправил в ЦК КП (б) Б на имя Ответственного организатора Оргинструкторского отдела ЦК КП (б) Б Головко (как мы уже упоминали, он вел разбирательство) записку, в которой сообщал:
«По существу дела Одинцовой Нины поясняю следующее:
Отец Одинцовой (имя и отчество не знаю) имел тесную связь с секретарем Минского предательского комитета Ковалевым – «Заславским», часто находился с ним в кругу немцев. Летом 1942 года по сообщениям партизанской разведки Ковалев оказался предателем своего комитета, через которого было арестовано до 150 человек членов КП (б) Б, часть из которых была расстреляна. Осенью 1942 года Одинцова Нина была направлена немецкой разведкой (гестапо) в партизаны со шпионским заданием.» [1, Л. 12]
Подробностей дела в связи с давностью происходивших событий Яковлев не помнил, а потому за деталями отослал адресата к бывшему своему подчиненному – оперуполномоченному НКВД партизанского отряда им. Суворова Гуриновичу Виктору Ивановичу.
Гуринович действительно имел о деле Одинцовой более полное представление. В своем сообщении в ЦК он указывал, что Нина Одинцова, находясь в отряде, собирала сведения о командовании отрядов и бригады, интересовалась предстоящими операциями партизан, о месте и времени их проведения. Все эти обстоятельства вызывали подозрение у командования. Дальше – больше. Во время одного боя против карательной экспедиции немцев в октябре 1942 года, Одинцова, находясь при пулеметном расчете, подавала немцам, наступающим на партизан, условные сигналы. Более того, во время этого боя она пыталась перебежать на сторону немцев, «… бросила шубу, которую ей дала тов. Степанова (Вера Павловна Степанова, находившаяся при бригаде им. Ворошилова член Минского подпольного обкома), но была задержана партизанами.» Имея такие «неоспоримые» материалы и сигналы, изобличающие Одинцову в принадлежности к немецкой разведке, уполномоченный ЦК КП (б) Б Варвашеня, начальник особого отдела бригады им. Ворошилова Яковлев и командование отряда им. Суворова дали санкцию на арест Нины Одинцовой. Следствие вел Гуринович. Он допросил свидетелей-партизан (фамилии которых в момент написания отчета не помнил), а потом и саму Одинцову. В результате, «…личным признанием было установлено, что Одинцова Нина являлась агентом Минского гестапо и имела тесную связь с ложным комитетом КП (б) Б, организованном немецкими разведывательными органами в г. Минске для выявления советского подполья в тылу немцев.» [1, Л. 8 – Л. 9]
Читать дальше