Крис Леве - Волшебство Кристины

Утром тети Зины не было, ведро с цветами тоже исчезло.

Следующие несколько дней пролетали привычно и почти незаметно. Временами все выглядело по-прежнему: школа – танцы – подружки. Приближался городской конкурс бальных танцев, и репетиции назначали каждый день. Костюмы были не полностью готовы, и Кристи приходилось самой что-то подшивать, отглаживать, искать подходящий по цвету бисер и блестки.

Но всякий раз, как только она оставалась одна, Кристи ощущала, что на нее накатывала странная тоска: хотелось плакать и казалось, что вокруг все чужое и колючее. Но потом проходило время, и эта тоска растворялась – и все опять было как всегда – радостно и беззаботно.

День рождения остался в прошлом. Тетя Зина больше не появлялась, наверное, распродала все свои гвоздики и уехала назад в деревню. Уже и весенний женский праздник прошел, с его желтыми пушистыми мимозами и обязательными подарками.

У мамы была куплена путевка в санаторий, и она уже начала потихоньку туда собирать вещи.

Кристи тревожилась, хотя не могла понять, почему. Она попыталась рассказать маме, что чувствует себя как-то странно, но та отмахнулась и сказала не выдумывать разную ерунду. Девочка уже почти была уверена: с ней происходит что-то непривычное. К тому же у нее вдруг заболел правый бок. Точнее, это была даже и не боль почти, но скорее не отпускающая ровная физическая тоска. Утром, как только Кристи просыпалась, эта тоска в боку просыпалась вместе с ней.

На репетиции ходить было все труднее. Боль мешала сосредоточиться. Кристи готова была на что угодно, лишь бы забыть про нее. Девочка попробовала пить таблетки, но все, что она находила дома, мало помогало. «Может, это какая-то еда?» – думала девочка и старалась пропускать завтраки и обеды.

– Что у нас сегодня на ужин? – папа пришел с работы в хорошем настроении. – Давай, дочь, сварим картошечки, мне омуля привезли в пароходстве.

Омуль был местным деликатесом, любимым всеми. Обычно Кристи с удовольствием умело расправлялась с этими узкими, пахнущими свежим дымом рыбками. Сегодня даже упоминание о еде показалось Кристине непереносимым. От одних папиных слов в боку заныло еще сильнее. «Наверное, придется сказать папе. Или нет?» – Кристи никак не могла решиться. Она уже понимала – ее могут отвезти в больницу. Там непременно должно что-то случиться – ужасное и непоправимое. Она знала, что так и будет, но не знала, как объяснить, что же с ней сейчас происходит.

Папа продолжал о чем-то говорить, достал кастрюлю, вытряхнул в раковину розовые клубни. Кристина уже плохо слышала и почти ничего не понимала. В голове свистело и закручивалось в стремительные пляски. Папа то выскальзывал из ее сознания, то врывался опять. Он что-то рассказывал, Кристи кивала, покрываясь испариной, и уже с трудом удерживалась на стуле.

И вдруг все стало темным, холодным, свистящим и понеслось в бесконечный оглушающий туннель. Кроме боли, в нем ничего не было.

***

Скорая приехала довольно быстро.

Случай считался острым и нетипичным: Девочка 15 лет, сознание спутано, пульс редкий, дыхание затруднено.

Кристину везли в больницу с сиреной. Она время от времени приходила в себя и видела рядом испуганного папу и пожилого мужчину в белом халате, который постоянно пытался ей то что-то вколоть в руку, то что-то измерить где-то там же. «Это какой-то противный сон», – успокаивала себя девочка и опять проваливалась в забытье.

В больнице все произошло так, как Кристи и представлялось в ее страхах. Жесткая металлическая каталка, холодные простыни, длинный коридор, ни одного знакомого лица. Папа остался где-то в прошлой жизни, маму она еще сегодня не видела. В голове отдавались невнятные ритмичные звуки, чужие голоса и неразборчивые слова. Она узнавала только повторяющееся слово «срочно».

Мама бежала по коридору хирургии, где уже собралось несколько врачей. Человек пять в белых халатах что-то обсуждали, не обращая на нее внимания. Девочку решили сразу оперировать – скорее всего, это аппендицит. Возможно, еще и с перитонитом. Мама не была уверена, что точно знает, насколько это страшно, но слово «срочно» звучало несколько раз. Из приоткрытой двери появилась медсестра и сказала присесть в коридоре на откидном стуле.

Мама сидеть не могла, сначала она ходила по коридору туда-сюда, но больничный коридор казался тесным и душным – и она выскочила на улицу. Там из окон лился желтый свет, и можно было хотя бы вдохнуть. Десять шагов в одну сторону – десять в другую, постоять на месте, повторить. Казалось, что она ходит тут уже целую вечность. Больше ходить не было сил, и она как будто сама под наркозом побрела назад в здание больницы.