Людмила Доброва - «Орфей спускается в ад…». Листы скорби художника Доброва

Так и живёт убогий Николай с улыбкой на красивом стареющем лице.

Рисовать дворики и закоулки – любимое занятие для 99 % художников всего мира. Ну и я такой же. Увидел в Биробиджане тюремный больничный дворик, весь в решётках и замках, и сразу вспомнил «Московский дворик» Поленова. А был март, последний снег таял под ярким солнцем. «Март» – встала перед глазами картина Левитана. «Ну что ж, – думаю, – каждое время диктует свои нюансы вечной темы двориков, переулков и закоулков. В наше время пусть будет и такой зарешечённый дворик с курящими внутри него под замками всего 15 минут душевнобольными преступниками».

А солнце и март всегда останутся такими, какими были и сто, и двести, и триста лет назад.

Ночью в «отделении интенсивного наблюдения» Биробиджанской психбольницы какая-то особенная тревожная тишина. Охранники и санитары разговаривают с медсёстрами тихо, приглушёнными голосами. И смеётся ночью молодёжь, работающая в этом отделении, тоже тихо. Так происходит в психбольнице. На зоне в колонии – другие порядки, тут за больными преступниками постоянно подглядывают… ухаживают, как в детском садике.

– Для чего вы за ними наблюдаете? – спросил я удивлённо, рисуя ночной изолятор.

– Смотрим, чтобы одеяло на голову кто-нибудь не натянул. Под одеялом не видно, что человек делает. А бывает – раз! – и прокусил вену, и лежит кровью истекает всю ночь, а к утру – труп. А нам отвечать. Вот и смотрим всю ночь, не спим, – рассказали мне охранники.

Из 1200 больных туберкулёзом преступников, собранных в тюремной больнице «Бира» со всех колоний Хабаровского края и ЕАО, – психохроников всего одно отделение, 4 камеры. А из них только одна камера – 14 человек – «обиженные». По тюремной иерархии, заведённой ещё с незапамятных времён самими преступниками, главные в тюрьмах – это «чёрные», «воры в законе» и просто воры. Они «смотрят» за зоной, знают всех и вершат свой воровской «суд». Они никогда в жизни – ни на воле, ни в тюрьме – не работают. «Отрицаловка» во всём, никакого контакта с властью. Сидят от звонка до звонка, снисхождения к себе не просят и не признают никакой власти над собой.

Потом идут «мужики» – работяги. Эти выполняют все хозяйственные работы: строят, пилят лес, ремонтируют, красят, белят. В отличие от «чёрных» воров, «мужиков» называют «красными» за их общение с лагерным начальством. «Мужики» всеми силами стараются получить благодарность от начальства, чтобы скорее освободиться и уехать домой из зоны. Они на зоне – случайные люди.

Но самую грязную, самую унизительную работу в тюрьме выполняют «обиженные». Это люди со слабой волей, со слабыми нервами, часто больные или психохроники. Их используют «воры» и «блатные» как слуг и как женщин, давая им после этого женские имена: Машка, Наташка, Пелагея и т. д. Эти люди, не способные к борьбе за своё человеческое достоинство, давно смирились со своим унизительным, в глазах «тюрьмы», положением. Всякий, общающийся с ними, в глазах «воров» автоматически превращается сам в «обиженного». У «обиженного» нельзя ничего брать, нельзя с ним разговаривать, нельзя садиться на его кровать – можно оскверниться. Нельзя пить из его кружки, есть из его тарелки, нельзя заходить в их камеру. Ими только помыкают или командуют, ни на час не оставляя их в покое. Пока я рисовал их 4 дня, все эти дни с утра до сумерек приходили «гонцы» от воров и требовали – то вынести вёдра, то мусор на помойку, то постирать бельё «ворам», то заштопать, то зашить им рубахи, то умерших отнести в морг. И в самом морге тоже работают «обиженные».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».