Поезд бежит уже по крутым горам Крымского побережья, минуя мосты и виадуки, то прижимаясь к груди утеса, то углубляясь в туннели. Около двенадцати часов дня, вынырнув из туннеля, с высоты скал увидел темно-голубой прекрасный Севастопольский рейд. Не видно на нем серых громад дредноутов, не пенят воду быстрые миноносцы – омертвел он. Колыбель Черноморского флота стала его могилой. Грустно и тоскливо смотреть на когда-то оживленную Южную бухту – как запустела она теперь, не слышно стука молотов, корабельных гудков.
Зато город не изменился совсем. Все такой же чистенький, уютный и веселый. Улицы полны народом, тоже праздничным, приодетым – отдыхают от ужасов большевизма. Недавно еще каждого прилично одетого человека обезумевшие матросы выводили в расход.
Приятно вновь видеть любимый город, бродить по обсаженным деревьями улицам, площадям, но есть и заботы. Надо разыскать отца, от которого больше года не было известий, с тех пор, как он уехал на турецкий фронт. Кто знает, в Севастополе ли он; быть может, революция не пощадила его, кадрового офицера.
С замирающим сердцем приближаюсь к маленькому домику, такому милому и знакомому. Вот и дверь с медной дощечкой: «Военный инженер, генерал-майор А. Н. Смирнов». Дергаю нерешительно за звонок. Дверь открывается и отец, видимо не узнав, спрашивает:
– Вам кого угодно?
– Папочка, здравствуй!
– Какой я вам папочка? – звучит раздраженный ответ, потом всматривается и заключает в объятия.
Так после четырехлетней разлуки произошло свидание с отцом.
Замечания к рассказу «путь из рая» (1993 г.):
В 1913 г. наша семья распалась, и мама увезла меня и мою сестру в Питер Там она вышла замуж за адвоката Иосифа Людвиговича Балинского. Я тосковал по отцу и дважды, в 1913 и 1914 г. меня сажали на скорый поезд в Севастополь, и я целый месяц жил с отцом.
До границы в 1919 г. меня провожал не дядя, а отчим.
Каковы были украинские команды – не знал, «Железяки до пузяки» – это из анекдотов.
Отец был не генерал-майором, а полковником – начальником инженеров Севастопольской крепости.
Отец в 1918 г. был женат, его жена – Таиса Михайловна, урожденная Андреева, мой сводный брат Толя – ему было меньше года.
По-видимому, мама как-то узнала, что папа находится в Севастополе, иначе не могу себе объяснить, как могли меня отправить в неизвестность.
Бедный Ника! Давно ли, кажется, таким дурачком был в «науке страсти нежной», а теперь? Развращенный, испорченный в знойной Африке от француженок и арабок «тайнам любви» … Как произошла эта перемена? Кто свихнул Нику с пути истинного? Из неиспорченного чистого мальчика сделал enfant terrible?
Киса! И я благодарен ей за это. Это она открыла мне всю прелесть жизни. Милая Киса! Трудно же тебе было обработать меня.
Теперь я смеюсь над этим, но тогда… Сколько бессонных ночей провел я, мучимый угрызениями совести, как я жалел бедную Кису. Тогда я не подозревал, что не она моя, а я ее жертва. И все-таки воспоминание о Кисе будет одним из самых светлых в моей, пока еще коротенькой жизни.
Киса… Кто же эта Киса? Красивая двадцатичетырехлетняя брюнетка, дивная фигура, божественные ноги, обаятельное личико, обрамленное пышными космами иссиня-черных волос. Томные глаза, вечно окруженные синевой, алый маленький ротик – вся она дышит страстью.
Теперь только могу дать ей подобную характеристику, тогда же она была ангел, неземное чистое создание и я серьезно поссорился бы с человеком, не разделяющим моей уверенности в ее невинности. Она ведь была моей первой чистой любовью.
Как же я осмелился целовать и ласкать мою милую, славную Кису, упиваться ее ласками и телом? Как все это произошло?
Мне было шестнадцать лет, я только что приехал из Петербурга, из-под строгого маминого ока, в веселый, сияющий Севастополь и пользовался полной свободой. И впервые в жизни мне пришлось быть в обществе барышень.
Сами знаете или вспоминаете свои юношеские годы – сидеть рядом с прелестной девушкой, твоим идеалом, украдкой любоваться, мучительно краснеть и смущаться, если она это заметит. Милые, глупые годы…
Киса, мой ангел нежный, видимо заинтересовалась мною, маленьким наивным гимназистом, таким глупым и смешным. Сначала нежное пожатие рук, сидение часами у ног любимой, потом робкие поцелуи и угрызения совести – разве можно осквернить поцелуем такое святое и чистое создание, как Киса? И я считал себя преступником.
Так изо дня в день продолжалась моя обработка. И я стал мечтать обладать Кисой… Картины, одна соблазнительнее другой, носились в моем воспаленном мозгу. Но то были лишь мечты, об осуществлении их я не смел и думать.
Читать дальше