Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 3

У Хелен после Менерба оставалась еще масса энергии, и, простившись с Гимпелями, она побывала в Вене, Мюнхене, Амстердаме и Гааге, а Ли тем временем одна вернулась в Париж [143] Helen Frankenthaler to Clem and Jenny Greenberg, August 3, 1956, postcard Amsterdam to New York, Series 3, Box 3, Folder 38, Clement Greenberg Papers, 1937–1983, AAA-SI; Elderfield, “Painted on 21st Street”, 91. . У нее возникли трудности с гостиницей, и Дженкинсы предложили ей диван в своей мастерской на Монпарнасе. «Мы были рады принять ее у себя», – вспоминал потом Пол [144] Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins, 11; Solomon, Jackson Pollock , 248. . Он знал всех художников в Париже, особенно экспатриантов, с которыми тесно общалась Джоан. Ли познакомила его с представителями своего поколения – людьми вроде Джона Грэма – и рассказывала о пьянящих днях зарождения мира искусства Нью-Йорка [145] Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins, 12. .

Во время этих бесед Пола не покидало ощущение, будто «Джексон в каком-то странном чувственном смысле всегда присутствует рядом с ней; абсолютно очевидно, что она все время о нем думала; все, что она видела, она видела и оценивала с точки зрения того, как потом будет рассказывать об этом ему» [146] Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins, 13. . Однажды Ли и Пол сидели с друзьями в кафе, и Ли, неожиданно рассмеявшись, сказала: «Боже, вот сейчас Джексон точно учудил бы что-нибудь совершенно возмутительное, например сломал бы стул!» [147] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 783-84. . Жизнь без него казалась ей предсказуемой.

Воскресным утром 12 августа Дженкинсов разбудил телефонный звонок. Трубку взяла Эстер. Это был Клем, он попросил к аппарату Пола. «Постарайся сохранять спокойствие», – попросил Клем и сообщил: Джексон погиб в автомобильной аварии, еще и забрав жизнь молодой женщины. «Ли все сразу поняла по тону разговора, – рассказывал Пол. – Она вдруг закричала: “Джексон мертв!”… А потом, наверное, с полчаса – время в моменты кризиса так обманчиво – пребывала в состоянии неуправляемого, безумного горя. Я просто обхватил ее руками и не отпускал. Мы ведь жили на верхнем этаже в квартире с балконом. Все было так странно» [148] Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins, 13–14. .

Когда первый шок превратился в осознание, а боль в вину, Ли сказала: «Мне надо возвращаться в Нью-Йорк» [149] Hobbs, Lee Krasner (1999), 15; Rose, Lee Krasner, 95; Potter, To a Violent Grave , 262; Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins,13. . Пол позвонил американскому культурному атташе Дарту Шпейеру и попросил помочь в тот же вечер отправить Ли домой [150] Suzanne D. Jenkins, interview by author; Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins, 13. .

Хелен тем временем вернулась в Париж. Она планировала пробыть в «Ки дю Вольтер» еще некоторое время – во Францию приехала ее подруга Соня Рудикофф с мужем. Потом же в планах была двухнедельная поездка в Советский Союз (так Хелен амбициозно надеялась) [151] Helen Frankenthaler to Barbara Guest, July 23, 1956, Uncat ZA MS 271, Box 16, Barbara Guest Papers, Yale. . В воскресенье утром она поняла, что день у нее свободен, и позвонила Полу: «Привет, как дела?» Тот решил, что Хелен уже знает о гибели Джексона: «Делаем все, что положено, по мере наших сил» [152] Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins, 13. . В обеих трубках повисла озадаченная тишина.

Пол быстро догадался, что звонок Хелен оказался просто «дичайшим совпадением». Она и понятия не имеет о случившемся, о том, что гиганта, чьи работы изменили мир искусства и послужили катализатором для ее собственных творческих открытий, более нет в живых [153] Paul Jenkins, interview by Deborah Solomon, transcript courtesy of Suzanne D. Jenkins, © Estate of Paul Jenkins, 13. .

Живопись всегда была для Хелен самым верным способом выражения чувств. Услышав новость, она открыла комод в гостиничном номере и вытащила бумагу, которой был застелен ящик. Маленького набора акварели, взятого в путешествие, художнице явно не хватило бы – слишком мало красного, и она достала из сумки лак для ногтей и помаду [154].

Хелен быстро набросала на золоченой бумаге линии, напоминающие окно, изобразила в раме сине-серые пятна – может воду, а может небо, – а затем «внутренность» комнаты, из которой художница смотрела на Сену. Она переносила на бумагу голые эмоции. Штрихи красной помады на пятнах розоватого лака для ногтей оставили следы, похожие на раны. Яростными мазками через поверхность пролегли синие и зеленые полосы, возможно, символизируя руку, сердито сметающую все со своего пути. Какой бы порядок ни существовал в этом живописном пространстве, теперь он разлетелся в клочья. Закончив, Хелен подписала картину: “Hôtel Quai du Voltaire, 8/56” (август 1956 года).