Евгений Шмагин - У нас в посольстве, или дипломаты тоже люди!

В качестве получателя неординарного послания значился «господин Славин Фьодор». Атташе Славина в посольстве уважали, несмотря на его молодость, неопытность и замкнутость. Он не лез на рожон, стремился не выпендриваться, был почтителен со старшими, вроде бы не рыл коллегам ямы и в меру возможного проявлял готовность оказать помощь – подменить на дежурстве, подбросить на служебном автомобиле в магазин или аптеку, а то и милостиво взять на экскурсию в другой город. У немоторизованных посольских жителей последняя услуга расценивалась как знак особого доверия. По возвращении на родину всем хотелось похвастаться как можно более развёрнутыми впечатлениями о пребывании за рубежом, но подсобрать таковые удавалось не каждому. Вырваться в сопредельные государства, хотя они располагались под боком, в те годы железной дисциплины и чекистской бдительности считалось делом абсолютно нереальным. Такие поездки строго-настрого запрещались инструкциями ЦК. Даже остро необходимый выезд по служебным делам надлежало заблаговременно согласовывать с центром. Да и путешествия по территории государства, в котором судьба начертала представлять интересы отечества, были сопряжены с преодолением подчас непреодолимых барьеров.

Согласно правилам, доминировавшим в ту мирную эпоху холодной войны, посещение сотрудником советского посольства другого города за пределами отведённой зоны обитания предполагало предварительное оповещение местного министерства иностранных дел в виде специальной ноты с указанием полного маршрута, мест остановок, размещения и прочих пикантных подробностей. А перед этим требовалось получить разрешение на выезд со стороны собственного руководства. Оно-то во многих случаях и становилось основным камнем преткновения. Вопросы «А зачем, а почему, а что ты там не видал?» интересовали ответственных в представительстве лиц не в меньшей мере, чем враждебные спецслужбы. Федька Славин принадлежал к тем скромным мастеровым, которым каким-то непонятным образом удавалось уговорить строгих начальников дать добро на поездки за пределы столицы. А как ещё прикажете расширять деловой кругозор (о чём проели плешь на производственных совещаниях), если не изучать достопримечательности близлежащих населённых пунктов? Иногда по доброте душевной он позволял присоседиться к его семейной компании и завканцу.

С учётом этих и других обстоятельств Глафира Игнатьевна также испытывала к Фёдору некоторое чувство симпатии сродни материнской. На своём специфическом уровне она старалась защитить того от нападок его непосредственного руководителя – советника, вечно недовольного и ворчавшего по любому поводу. Такие мерзкие личности, люто-бешено ненавидевшие и откровенно презиравшие всех, кто ниже статусом, составляли на советской дипслужбе микроскопическое меньшинство, но всё-таки водились и в центральном, и в загранаппарате. В покровительстве, хотя бы и со стороны канцелярии и машбюро, обладавших правом всего лишь совещательного голоса, молодой сотрудник, впервые выехавший на работу в посольство и ещё не шибко освоившийся в интригах заграничной обстановки, явно нуждался. Вследствие, очевидно, врождённой застенчивости и неважнецких языковых знаний, т. е. недостаточной развитости двух существенных предпосылок успешного дипломатического труда, Славин за два года командировки так и не смог разжиться полагавшимися знакомствами в местных политических кругах. Неприличный факт сей советского дипломата, безусловно, не украшал, на что ему не раз указывалось на партийных собраниях.

Поэтому Фёдору редко приходила корреспонденция со стороны. Ячейку напротив его фамилии заполняли преимущественно здешние газеты с поступавшей из центра по международной почте «Правдой» (оформлять на неё подписку за кровные валютные обязали весь персонал) да всё та же реклама. С местной прессой он по распределению обязанностей должен был знакомиться каждое утро и о стóящих публикациях докладывать наверх, что случалось, честно говоря, нечасто. Конкуренты равного должностного уровня днями, а иногда и ночами бороздили открытые и закрытые просторы государства пребывания. А этот чудак, невзирая на советы старших и опытных сослуживцев, предпочитал просиживать штаны в душных посольских стенах. Общение с окружающей средой протекало главным образом на перекурах в компании себе подобных. В те непросвещённые годы табачный дым в посольстве, внутри и снаружи, стоял коромыслом. По численности товарищество курильщиков уступало только абсолютному и беспрекословному лидеру – партийной организации, противников никотина можно было пересчитать по пальцам. Поэтому прибытие странного послания на имя скромняги атташе, до сих пор не замеченного в широких связях с местными гражданами, заведующая канцелярией, как один из наиболее осведомлённых членов коллектива, посчитала далеко не рядовым событием. О чём она, любопытством распираемая, не преминула тут же оповестить адресата.