ГАПК. Ф. р-923. Оп. 1. Д. 711. Л. 25–31 об.
[1961 г. ]
Давать названия улицам или целым районам в городах, сёлах и деревнях являлось потребностью удобнее и легче ориентироваться в их «жизненном пространстве». В городах ввиду их величины это было необходимостью, а в сёлах отчасти необходимостью, а отчасти привычкой давать прозвища, клички. В Тече были в ходу такие названия её отдельных частей: Горушки [40], Макаровка [41], Зелёная улица. [42]
Всё село было расположено на горе, нужно было выделить часть его, чтобы отличать от других, её и назвали Горушками. Иногда их называли «Горюшками», и это было совершенно закономерно, потому что про этот именно район Течи преимущественно можно было сказать, что в него именно и забрело «горе горькое», которое «по светя шлялося». Собственно Горушками называли улицу, которая расположена была у обрыва горы, но к ней экономически примыкал и тот порядок домов, который доходил до тракта: жители этих домов имели у реки огороды, к реке вели одни и те же дороги и тропинки для получения воды и водопоя. Если подъезжать к Тече со стороны Бродокалмака, то весь левый сектор её до церкви и носил название Горушки. Летом на Горушках было раздолье телятам, свиньям, гусям. Движения по дороге почти не было, а поэтому их никто не тревожил. Трава зеленела ковром. Правда, скупо было насчёт садиков, зато огороды были полны цветущих подсолнухов. Главным же образом огороды были расположены под горой: между ней и рекой, а южная часть Горушек подходила к маленькому леску, где были гумна. За рекой виднелась деревня Черепанова.
Нигде в другом районе Течи не было такого пёстрого состава жителей по профессиям, как на Горушках. Тут были и землеробы в чистом виде, они же с примесью ремесленничества, чистые ремесленники, один даже торговец. Тут были и теченские аборигены и пришельцы. Тут были, так называемые, «крепкие» мужики – «хари», но большей частью беднеющие или обедневшие, были и такие, которые сродни были тургеневскому Калинычу. Почти все они больше известны по прозвищам, а не по именам. По имени и отчеству назывались только особо примечательные люди. На судьбе большинства из них можно проследить, как они разорялись, беднели и как это делалось. Ниже в очерке «Рожковы» показывается один из путей разорения, обеднения. Главным же несчастьем для горушенцев, как и для всех теченцев были голодные годы, которые были в [18]90-х годах прошлого века и периодические недороды. Земля была богатая, но не всем она доставалась по потребности. Сильно влияли засухи. Страшным злом было конокрадство. Ермошка и Аркашка Бирюков, второй из духовных, не одну семью пустили по миру: уводили лошадей «под чистую».
«Рожковы».
Это было не фамилия их, а прозвище. Фамилия у них – Южаковы, но в Тече сильна была раньше мода давать прозвища. Чего-чего только не придумано было в этих прозвищах. Вот образцы их: Никитя-дитя, Яша-преселка, Яша-зеленика, Ванька семиколеный и т. д. Когда-то эти прозвища, вероятно, намекали на какие-либо характерные черты, подмеченные у того или другого носителя их, а потом по традиции передавались их потомкам без всякого отношения к этим чертам. Так было и с прозвищем «Рожковы»: кто его дал, когда, за что или почему было уже не известно, а этикетка приклеена, так и носи её. Многие считали, что это и не прозвище, а фамилия. Прозвищем же считали слово «рожок». Так, если нужно было оскорбить кого-либо из Южаковых-Рожковых, то так и говорили: «рожок ты – вот кто»; или: «эй ты, рожок!» Кроме того, это прозвище связывалось с жизнью на определённой территории. Было два брата Южаковых: тот, который жил на Горушках, собственно и считался Рожковым. Другой же, который жил на окраине, при выезде на Шарковскую дорогу, как бы утратил это прозвище, его уже и не обзывали «рожком». Наоборот, однофамилец Рожковых – Андрей Михайлович Южаков, живший на одном дворе с настоящим «Рожковым», так сказать, территориально включался в число носителей этого прозвища.
Как сказано выше, жили они на Горушках, на горке, с крупным спуском к реке. Всё их житие являлось ярким примером того, как на глазах одного поколения, в короткий срок может разориться крестьянская семья. При доме была большая усадьба, заполненная срубами сараев, амбаров, конюшен. Все они уже покрыты были балками для кровли, стропилами, и всё это было брошено, мокло под дождём, чернело, начинало гнить и понемногу сносилось в топку. Только мальчишкам было раздолье играть в прятки, лазить по заплотам, стенам и стропилам. Что случилось? Какая стихия поставила эту стройку на консервацию? Что «подсекло» хозяина? Одни, два неурожая, потеря главного работника и всё пошло под гору. Раздел ещё ускорил обнищание. Раньше при избе была «клеть» – чистая изба, горница. Она ушла в раздел, а вместо неё осталась плохо заделанная жердями и соломой стенка сеней – на западе. Изба сильно накренилась в сторону фасада – на восток так, что когда зайдёшь в неё, то по покатому полу приходится идти под уклон. Ворота с покатой крышей на них ещё больше наклонились к востоку и вот-вот грозят рухнуть на земь. У северной стенки дома взамен всех срубов приделан к нему пригон из жердей в два ряда и набитой между ними соломой, а сверху намётана копна сена. Солома в некоторых местах выедена и образовались дыры – окна, через которые видны жалкие лошади, уныло стоящие, с соломой в гривах, чёлках и хвостах, зимой вдобавок со снедом на спине. В таком же виде и корова. Около пригона валяется хворост, навоз, лесины, предназначенные к рубке на дрова. Через год срубов уже нет, остаются одна лошадь и одна корова, одна телега и одни дровни. Зима.… В избе вторых рам нет. Если большая стужа, закрыты ставни. Ночью все на полатях [43]и на печке. Всё выстывает. Утром кому-либо поручение – затопить железную печку. При ней лежит хворост. Кто-то соскакивает, ёжится от холода, переступает с ноги на ногу, через колено ломает хворост, суёт в печку, зажигает и она скоро становится красной. В избе тепло, с окон течёт вода. Семья вылезает из-под тулупов, шуб, пожитков…. Начинается день.
Читать дальше