Катенька была девушкой умной, рассудительной и даже мудрой иногда, но с красотой ей сильно не повезло. Родилась она крупной, рыжей, да еще конопатой: вся, как есть, в веснушках. Ох, и намучилась она с ними: чем только не отбеливала, и чистотелом, и травами, и мазями, и ничего не помогало! А тут еще сделали ее на год старше по паспорту, совсем беда!
Эту Матеньку давно бы выдали, так как все женихи сватались именно к ней, но она одного Ваню любила. А Катеньку, к сожалению, никто не хотел сватать, а тут еще и старше по паспорту сделали. Очень она печалилась.
Главное, что она, на самом деле, не была страшная, просто с веснушками, и сегодня такие девушки считаются симпатичными. А тогда, в двадцатые годы, считались дурнушками, и не имели успеха у парней.
Раньше, в русских деревнях был такой обычай, что сначала должна выйти замуж старшая дочь, а потом только – все остальные по старшинству. И пока старшая не выйдет – другим и носа показывать нечего в невестах! Вот так! А если старшую никто не берет, тогда что?!
Беда, да и только!
Но Матенька не переживала, был у нее любимый парнишка, звали Ваней, и их счастью и любви не было конца. Жила Матенька в большой семье с отцом и матерью, с братьями и сестрами, и царили в их семье лад и трудолюбие.
Он выходил окнами на перекресток: на главную улицу и на дорогу, которая вела прямо к железнодорожной станции. Длинная дорога бежала между высокими пшеничными и ржаными полями. Летом мы ходили по этой дороге пешком, зимой на санях, запряженных лошадью.
А весной и осенью там была непролазная грязь, так как почва представляла собой жирный чернозем, в котором застревали лошади и люди, поэтому мы в это время не приезжали в гости.
Дом был маленький, но очень уютный с плетнем перед ним, и с большим огородом позади. В хорошие времена с него убирали до пятидесяти мешков картошки. Перед окнами рос зеленый лучок для летней окрошки, у калитки стояла лавочка.
Как для меня – так это была самая лучшая лавочка на свете! Она стояла почти перпендикулярно калитке, за ней был плетень и высокие кудрявые клены, а перед ней открытая широкая улица. Очень удобно для свиданий, перед тобой все открыто, а со спины тебя не видит никто.
Будучи старенькой, бабушка часто сидела на этой лавочке с палочкой в руке и смотрела вдаль улицы, как будто поджидала. Да, в основном нас, гостей из города: детей и внуков. И когда мы появлялись, заметив нас издалека, она вставала со скамейки и радостно шла нам навстречу с палочкой в руке. Палочка была самодельная, отломанная от какого-то дерева, очень гладкая, очищенную от коры, с небольшим сучком в нижней части. С ней она приезжала и к нам в город. «Это мой друг – посох», – говорила она с улыбкой, ставя его у порога, в угол нашей маленькой комнаты.
Крыша бабушкиного дома была соломенной, и дом немножко заваливался набок от старости. Вход был сначала в сени, потом в избу. Сени представляли собой такую большую длинную комнату с высочайшим потолком под крышу. С левой стороны от входной двери стояли в едином ряду темные деревянные шкафы, типа буфетов, в них хранили разные продукты, а поверху шкафов были настелены толстые доски. Это был такой длинный и широкий настил от шкафов до самого конца сарая, и там находилось сено. Рядом стояла лестница, по которой можно было подняться на этот сеновал, загрузить сухую траву или просто поспать, поваляться на сене.
Направо из сеней – вход в избу, а между потолком и крышей было большое пространство, которое называлось чердак и, приставив лестницу от сеновала на противоположную стену, можно было туда забраться, что мы и делали. Там было все интересно. Стояли сундуки со старинными вещами, платьями, юбками и клетчатыми накрывными шалями. Позднее, лежали старые овчинные тулупы, и сушилось много веников из полыни, развешанные под крышей. Иногда бабушка брала меня с собой заготавливать эти веники. Серпом она срезала траву, чаще всего полынь, а я складывала их в кучки и вязала. Серп мне не доверяли. Веников надо было много заготовить, чтобы хватило на всю зиму.
На веранде стояли два больших деревянных ларя: один с мукой, а другой, поменьше, с пшеном. Пшеницу, полученную за трудодни, возили на мельницу, мололи, и привезя домой, ссыпали по несколько мешков в большой деревянный ларь. А из пшенки варили кашу в русской печи, а также кормили и курочек, рассыпая крупу в сарае или во дворе.
Меня тоже однажды взяли на мельницу. Я помню, как очень довольная, ехала на телеге, высоко забравшись на мешки, а рядом тетя Нина шла пешком и управляла лошадью. На мельнице было все интересно: какие-то большие лопасти крутились, на них лилась вода, а меня, любопытную, не пустили поближе, чтобы все рассмотреть.
Читать дальше