Анатолий Рыжик - Жизнь в зелёном мундире. Книга шестая. СРВ

Меня уложили животом на операционный стол, и эскулап приступил к операции. Что-то у врача не заладилось с самого начала. Наркоз был сделан местный и посему я мог спокойно анализировать происходящее, но только сначала…

Какие там обещанных эскулапом пять минут!

Прошло полчаса…

Картина операции к этому моменту выглядела так. Я лежал животом в небольшой луже крови, которая стекала тонкими струйками, щекоча мне шею. Хирург резал, промокал и снова резал. Неожиданно он закричал медсестре:

– «Беги в стационар (он и поликлиника в одном здании), срочно зови хирургов на консилиум».

Я заволновался….

Достаточно быстро прибежали два хирурга из стационара, пошептались и пришли к выводу: надо зашивать сделанный разрез.

На мой вопрос что случилось, вразумительных ответов никто не дал.

Сказали только то, что лечение продолжат в стационаре (я не собирался ложиться в госпиталь, но понял раз что-то пошло не так, значит надо как говориться «доводить до ума»). После того как зашили затылок меня увезли в стационар.

На следующее утро комкор генерал Майоров прислал ко мне в госпиталь целую делегацию. Ей была поставлена задача разобраться, что случилось и надолго ли попал в госпиталь – через пять дней я должен был вылететь в Сары-Шаган помощником руководителя стрельб. Боевую задачу выполняла Череповецкая бригада и на меня уже заказан билет на самолёт.

После «наезда» корпусной делегации и требования комкора, начальник госпиталя пообещал меня быстро поставить на ноги.

Слово он своё сдержал.

А поставили очень просто – трое суток я провалялся в палате на каких-то таблетках и всё лечение! Так я мог себя «поставить на ноги» и сам, даже на следующий день.

Мне никто и не смог пояснить (очевидно, не хотели говорить правду, но я и сам уже начал догадываться) что за «операция» мне была сделана и каков её результат. Я понимал, что этим дело не закончится, так как толковые хирурги сказали, что эскулап только разрезал опухоль.

Итак, через трое суток меня выписали, а через четверо суток я уже летел самолётом в Приозёрск.

Мой вид вызывал у людей, находящихся в самолёте, у кого удивление, у кого соболезнование: затылок был частично выбрит, заклеен толстым слоем ваты, поверх этого пластырем и перебинтован. Фуражка на голове не умещалась, поэтому при передвижении я держал её в руках.

В самолёте сзади сидящий малыш спросил у своей мамы:

– «Что случилось с дядей? Он упал и ударился или летит с войны?»

Я спинным мозгом чувствовал недоумение сидящих сзади, а не только одного ребёнка.

«На всякий случай» летел на полигон я не один: Комкор официально назначил помощником руководителя стрельбы своего первого заместителя – полковника Горба Владимира Николаевича с задачей представлять руководство корпуса на полигоне.

С моей перебинтованной головой и выстриженными клоками волос нельзя было ходить по инстанциям и представляться руководству полигона. Как не крути, а встречают по одёжке. Ведь всем не объяснить, что не по пьяни вся эта «красота» получилась, а просто эскулап бестолковым оказался.

К тому же рана сильно кровоточила и мне периодически надо было менять повязку.

Это было поручено майору – начальнику медсанчасти из состава Череповецкой бригады.

Основные решения по выполнению как учебных, так и боевых стрельб должен был формировать я и докладывать заместителю командира корпуса.

Генерал Майоров определил ему функцию чисто «представительства», сказав всё остальное должен делать Рыжик.

Заместитель командира корпуса Горб Владимир Николаевич (фамилии бывают и хуже) стал полковником в тридцать два года. Он был летчиком-ассом, который в своё время выполнял на истребителе лётные задания на предельно-малых высотах – ниже 50 метров. Достигнув тридцати восьми лет отроду, он перестал летать.

Должность у него была генеральская. Владимир Николаевич был прост в обращении, без малейшего намёка на самовыпячивание. В нём не сквозило ни малейшей тени превосходства несмотря на заслуги: летчик-снайпер, два ордена….

С ним было легко решать задачи, стоящие перед нами на полигоне. С самого начала нашего взаимодействия он сказал:

– «Анатолий Игоревич! Я мало смыслю в зенитно-ракетных войсках и мешать не собираюсь. Вы руководите всеми делами, а если надо будет где-то вмешаться мне – говорите».

Так мы и работали.