Юрий Орлик - Плавание продолжается… Воспоминания. Книга 2

Авторы новой книги 2015 г. приводят данные о том, что сам Хрущев после своего отстранения от власти признал, что история с романом не стоила того, книга не была антисоветской. И он же сам переправил свои лживые воспоминания в 70-х на Запад для опубликования. Естественно, что вся эта сложнейшая ситуации была подарком для ЦРУ и подлые силы зла ее полностью использовало и в 1958 и последующие годы против СССР. Жаль и выдающегося советского поэта, и еще более жаль нашу страну и нас самих, у которых было такое руководство, как «хрущ» и «горби».

Существенно, что эти недавно рассекреченные документы полностью меняют традиционные оценки этих событий с романом и премией для истории и литературоведения. Именно провокация американцев, тщательно засекреченная, в действительности стала центральной частью проблемы – выявлено и документально подтверждено еще одно преступление в нескончаемой серии их преступлений против СССР, России и всего мира.

Но история действительно повторяется и драма 58-60 гг. удивительным образом напоминает главную трагедию русской литературы 1837 г., « замкнутую в тереме» стихотворения другого обреченного гения. Только в 58 г. пожар раздували не франкофонная российская аристократия, как в те времена, а англоязычные американские «друзья» и не для потехи, а для достижения своих грязных целей: «nothing personal, just business ».

Некоторые исследователя (см., например, С. Замлелова. « И все-таки что же это было?». Роман для тайной операции. Отечественные записки . н.3 ( 328), с. 14-16, 2015, sovross.ru) резонно отмечают, что каждый писатель может написать плохой роман, но ненормальным является то, когда неудачное произведение выдается за шедевр. Хотя и тут, с моей точки зрения, нет ничего странного, если посмотреть на эту проблему попристальнее и с позиций недавней истории ХХ в. Все это – тайная, продуманная, лживая и целенаправленная политика для раздувания никчемностей, чтобы мировая закулиса и реакция легче достигала своих темных и преступных целей, особенно против России. В этом списке провалов нобелевского комитета и среди опусов их авторов (Эйнштейн, Солженицын, Бродский и др.) вполне находится место и роману. Для врагов же из ведомства Даллеса это был просто удачный повод и сильное информационное оружие, использованное в холодной войне против СССР, а на войне для них все средства хороши. Имя физика стоит первым в вышеприведенном ряду, как характерный пример уже столетней политики лжи и обмана, см. книгу: В. Бояринцев. Анти эйнштейн. Главный миф 20 в. 2005. (https://www.litmir.me/br/?b=121246&p=41).

В очень сложной жизненной ситуации поэт проявил твердость и мужество – он всегда внутренне, а иногда и открыто, отвергал не только партийное давление, но и уговоры друзей, считая священным право писателя на свободное творчество. Более того – создается впечатление, что каким-то образом он внутренне понял или, возможно, догадался своим тончайшим эстетическим и моральным чутьем о чем-то грязном, что было скрыто за этой международной возней, причем это не исходило ни от СП, ни от ЦК, ни от собраний трудящихся и советской действительности – эту действительность поэт знал глубоко и в деталях, хотя и не описывал ее в романе. Ведь официально Страна открыла ему двери на выезд, сын Евгений стал бы опорой на Западе, средств от гонораров был бы вагон и маленькая тележка, даже не понадобилась бы предложенная искренняя помощь Хэма, но..... не поехал (через короткое время в 70-80 гг. с этим лозунгом, украденным у 1-го и то же Юрия и превращенным в скверный анекдот, укатили тысячи и миллионы «наших»…).

Пастернак же неоднократно в стихах высказывал свое мнение о том месте, которое является его пристанищем, и этим показал, что идея «наших» «земля везде тверда» – не его.

Вот оно – его место и судьба и гениальному переводчику была совершенно ясна вся важность оригинала:

Мечтателю и полуночнику

Москва милей всего на свете.

Он дома, у первоисточника всего,

Чем будет цвесть столетье.

И наверняка для него было важнее чувство общности со своим великим народом, о чем он записал еще в предвоенные месяцы:

.....

Превозмогая обожанье,

Я наблюдал, боготворя.

Здесь были бабы, слобожане,

Учащиеся, слесаря.

В них не было следов холопства,

Которое кладет нужда,

И новости и неудобства

Они несли как господа.

Рассевшись кучей, как в повозке,

Во всем разнообразьи поз,