Владимир Шигин - Штирлиц XIX века. Тайный сыск генерала де Витта (Собрание сочинений)

Из воспоминаний польского князя Л. Сапеги: "Отец Витта был голландцем, состоявшим на службе Речи Посполитой и комендантом Каменец-Подольска, который он сдал русским. Мать была гречанкой, вышедшей впоследствии вторично замуж за Потоцкого (Щенсного) и славилась своей красотой. Я знал ее уже старой и некрасивой. Еще юношей Витт поступил на службу в русскую гвардию кавалергардом. Бывая часто в Тульчине у матери, он говорил по-польски, как поляк и среди поляков старался прослыть поляком".

А служба в Конногвардейском полку при Павле Первом действительно была нелегкой. Парады и дежурства, караулы и маневры сменяли друг друга постоянно. Помимо этого много времени и нервов отрывали ежедневные разводы и вахтпарады. Император лично участвовал во всех разводах и вахтпарадах гвардии, мельчайшие стороны армейского быта не ускользали от его пристального и пристрастного, внимания. А новшества сыпались на гвардейских офицеров каждый день.

Гвардия и армейские полки вскоре получили новый мундир по прусскому образцу, штиблеты, парик с буклями и косой и прочее. Павловский мундир, в отличие от екатерининского (стоил 122 рубля), стоил не более 22 рублей. Меховые шубы и дорогие муфты были запрещены вовсе. Под мундир разрешалось надевать фуфайки или подбивать его мехом. Новый воинский устав запрещал офицерам делать долги, занимать деньги и товары в кредит. В противном случае полковой командир обязан был уплатить долг, вычитая деньги из офицерского жалованья. Если долг оказывался слишком большим, офицера надлежало посадить под арест, а все его жалованье поступало кредиторам и заимодавцам. Все эти полезные меры вызывали резкое и однозначное неприятие со стороны гвардейцев.

Конногвардейский полк получил, по воспоминаниям Саблукова, "… новый походный мундир коричневого цвета, а вицмундир кирпичного цвета и квакерского покроя". Что касается дисциплины, то".офицеры гвардии за проступки теперь легко могли быть подвергнуты аресту, и никакие личные или сословные соображения не могли спасти виновного от наказания".

На изменении настроений в армии сказалась, прежде всего, возросшая тяжесть службы. Один из офицеров гвардии того времени впоследствии вспоминал: «Служба при Екатерине была спокойная: бывало, отправляясь в караул (тогда в карауле стояли бессменно по целым неделям), берешь с собой и перину с подушками, и халат, и колпак, и самовар. Пробьют вечернюю зорю, поужинаешь, разденешься и спишь, как дома. Со вступлением на престол Павла служба сделалась тяжелая, строгая…». Теперь каждый офицер персонально отвечал за свое подразделение: бесконечные смотры и вахтпарады, контролировавшие выучку солдат, могли закончиться неприятностями вплоть до ареста и исключения из службы. Прекратились тянувшиеся годами отпуска офицеров. Было покончено с практикой записи дворянского недоросля в полк, когда к своему совершеннолетию он достигал уже офицерского чина. Таких дворянских детей, числившихся в армии, регулярно получавших чины и награды, но реально не служивших офицеров было исключено со службы более полутора тысяч человек. Можно сказать, что де Витту сильно повезло, и он был одним из последних дворянских отпрысков, кто успел воспользоваться старым законом и просидеть четыре года дома в корнетском чине.

Служба в Конногвардейском полку у де Витта протекала вполне успешно. Уже в августе 1798 году он был произведен в подпоручики. Следующий 1799 год вообще стал для восемнадцатилетнего офицера звездным. В апреле его производят в поручики, а в октябре уже в штаб- ротмистры. Думается, что здесь сыграла свою роль и знаменитая фронда конногвардейских офицеров. Некомплект офицерского состава полка надо было срочно ликвидировать и толковую молодежь активно продвигали вперед. Одновременно был переведен в полк и ряд армейских офицеров, для которых этот перевод был огромной удачей в жизни. Эти меры привели к тому, что вчера еще самый оппозиционный полк гвардии стал одним из самых преданных императору.

Разумеется, стремительный рост в чинах трудно объяснить какими-то выдающимися достоинствами семнадцатилетнего графа. Вполне возможно, что Витт отличился на каком-нибудь очередном вахтпараде и был отмечен императором Павлом Первым, который прямо на месте производил отличившихся и карал провинившихся. Однако, скорее всего, причина крылась совсем в ином. Павел Первый был крайне заинтересован в лояльности польской аристократии.

С момента русско-польской войны 1792 года прошло совсем немного времени и старые обиды поляков были еще очень свежи. Как мы уже знаем, Потоцкий-Щенстный являлся, как раз, лидером прорусской партии, поэтому в Петербурге его ценили особо. Стремительная карьера пасынка вполне могла и быть одним из знаков признательности российского императора к отчиму. Кроме этого, весьма вероятно, что не осталась в стороне от карьеры сына и его мать Софья, которой не составляло особого труда уговорить любящего мужа отписать в столицу письмо с просьбой о производстве пасынка в очередной чин. Разумеется, отказать Потоцкому в такой малости Павел Первый тоже не мог.