Ах, какие получились веселые посиделки! И утка моя не сгорела, и салаты от Нади с первого этажа были один лучше другого, и песни пели на всех языках – от «Имел бы я златые горы» и «Касиу Ясь канюшину» до «Мехтенесте майне, мехтенесте гетрайе!». А Дина с пятого этажа мало того, что отличную рыбу приготовила – настоящую гефилте фиш, свежую щуку, так еще и сообщила нам, что поймала воровку: услышала скрип двери – вышла, а там цыганка перед зеркалом выуживает из стеклянной лодочки рубиновые серьги.
– Я, конечно, серьги у нее из рук вырвала, дверь открыла и коленом ее, коленом! – весело рассказывает Дина.
– Вот если бы ты ее не коленом, а за шиворот, может, и мой кошелек бы вернула… Ну ладно, я его уже оплакала. – В тот момент я наново пережила весь этот кошмар с самиздатом, он и длился-то всего минуту-полторы, а переживаний выше головы, вон сколько лет прошло, а я все помню, как сегодня.
Вот только спать в ту ночь совсем не пришлось. И вовсе не из-за Солженицына. Нет, мы, конечно, собирались, а может, уже и улеглись – давно все же дело было, мелочи из памяти стерлись. Помню только, что на фоне ночной уже тишины и моего недочитанного самиздата внизу, под нами, начались вдруг истошные крики и странные звуки, как будто стену ломают кувалдой или, хуже того, тараном. Пока мы прислушивались и наскоро одевались, вроде все стихло. Легли – снова крики. Лежим – ждем, через несколько минут истошный вопль Нади:
– Помогите, спасите! – и тут же стук в нашу дверь, слышно, что руками и ногами стучит.
Вскакиваем, открываем – соседка снизу Надя в ситцевой ночной рубашечке, босиком, волосы взлохмачены, глаза, что называется, во лбу, влетает к нам:
– Спасайте, он за мной с ножом гоняется, приревновал. С ним бывает – ему пить нельзя! А он за столом почти не пил, а дома, пока я с посудой разбиралась, чуть не стакан выхлестал – вот кровь в голову и бросилась. Мне полчаса переждать – он и уймется… Извините. Так-то он хороший, только ему пить нельзя, совсем дуреет.
Этот ее сбивчивый и довольно истеричный монолог длится несколько минут, потом Надя замолкает, прислушивается. Внизу тихо.
– Ну ладно, пошла я, теперь все будет тихо. – И она уходит.
Но через мгновенье возвращается:
– Ой, беда, скорее, бегом, спасайте, он в ванной заперся и не отзывается. Я боюсь – может, повесился или вены перерезал. Заперся зачем-то…
Бежим вниз все трое. Дверь в ванную заперта, не поддается. Стучим – в ответ тишина. Дима дергает, стучит – глухо.
– Нужен рычаг, дайте что-нибудь!
Бегу в кухню, хватаю первое, что под руку подвернулось, – сковороду с длинной тяжелой ручкой. Дима поддевает дверь, как монтировкой, раздается хруст, дверь открывается, обломок ручки от сковороды с шумом падает на плитчатый пол, но наш доморощенный Отелло даже не шелохнется. Он сидит на полу, спиной опершись о край ванны, обеими руками нежно обнимает унитаз, щекой прижимается к белой пластмассовой крышке и на его красивом, молодом, загорелом лице бабочкой порхает ласковая улыбка. Он спит.
– Дима, молчи, – успеваю шепнуть я.
Молчим все трое долго, наверное, целую минуту. Потом Надя тяжело, со всхлипом вздыхает, поднимает обломок с пола и с обидой оборачивается к Диме:
– Такую сковородку хорошую испортил! Надо же было осторожнее!
***
Все рассказанное – чистая правда, дело было в славном городе Минске, этой истории, по моим подсчетам, добрых и недобрых пятьдесят три года, мой сын, тогда первоклашка, сегодня уже дедушка троих внуков. И почему же я вдруг все эти пустяки вспоминаю? Неисповедимы пути Господни, а пути мысли порой можно проследить. Мы потом еще несколько лет жили по соседству с этой парой – Надей и Николаем. Никаких трагедий больше не было, наоборот, парень он оказался дружелюбный и вежливый, не скандальный. Она – хорошая хозяйка, хорошая портниха и любящая без памяти жена.
В один прекрасный день Надя просит:
– Зайди ко мне, помощь нужна.
Захожу с опаской, но никаких драм, сковородок и криков.
– Осмотрись внимательно, – просит Надя.
– Что искать?
– Ничего не искать, осмотрись, как тебе у нас?
– Да, по-моему, как всегда, а в чем дело?
– В том-то и дело, что как всегда. Понимаешь, родственник в Минск приезжает, Колин брат. Не родной, троюродный, но кровный. Знаменитый очень. Боюсь, как бы лицом в грязь не угодить.
– А ты не бойся, все у тебя нормально. Если родственник, ему понравится. У тебя вон какие салаты получаются, все соседи рецепты просят. А кто такой? – трудно удержаться от любопытства.
Читать дальше