Николай Брешко-Брешковский: Дикая дивизия

- Па-слюшайте, господин, очень вас прошу - я не Каракозов и не Киракозов... я Карикозов, нанимаете, Карикозов!

Подобие улыбки тронуло тонкие губы, но холодными оставались глаза.

- Хорошо, я буду помнить: вас зовут Каракизовым. Так вот, Каракизов, если вы будете доставлять интересные сведения, я буду вам хорошо платить.

- Почему не интересно? Всегда будет интересно! - пообещал фельдшер.

- У вас есть какое-нибудь отношение к штабу дивизии?

- Очен бальшой атношение. Старший писарь на оперативные отделении мой первый друг.

- Да, это очень хорошо... Но только соблю дайте осторожность, чтобы не влопаться. А эта ваша дружба, на чем же она основана?

- Я его лечу от один неприятный балезнь... Даже очень нехороший балезнь... Вновь сухие губы дрогнули улыбкой.

- Лечите же его подольше. Пациент всегда заискивает перед своим врачом и поэтому - болтлив. А скажите, Каракозов, виноват, Карикозов, как поставлена охрана великого князя?

- Известно! Конвой охраняет, а начальник конвоя, ротмистр Бичерахов, осетин. Великий князь очень храбрый: все вперед, все вперед! А только Юзефович, полковник, начальник штаба, не пускает. "Ваше высочества, говорит, - я вашай маменька-императрица слова дал, буду беречь ваша священни особа"... - Как следует охраняет! - Кроме конвоя, есть еще и тайная охрана?

- Есть! Четире политических сыщик. Только он об этом ничего не знает, Михаиле.

- Как вы сказали?

- Михаиле, говорю! Наши туземци всадник так называют великий князь: "Наш Михаиле".

Карикозов хотел еще что-то прибавить, но осекся, увидев, что собеседник его не слушает, думая о чем-то другом. Карикозов понял инстинктом: они хотят убить великого князя, уже потому хотя бы, что он брат государя. И фельдшер побледнел, и во рту у него пересохло, но не от каких-либо добрых человеческих побуждений, нет, а просто Карикозов струсил. Он был отчаянный трус.

Хозяин открыл ящик письменного стола и вынул две новенькие сторублевки.

- Вот вам аванс на расходы. Помимо директив, которые будут от меня получаться, доносите обо всем, что увидите и услышите. Не все, конечно, а то, что будет иметь военное значение. Возьмите же это...

Фельдшер рукою, походившей на птичью лапку, с узловатыми, короткими пальцами, взял со стола деньги и зажал их под длинным рукавом черкески. Его лицо, отвратительное и без того, исказилось жадностью, и эта жадность подсказала ему:

- Господин, еще спирт, магу, каньяк магу...

- Не надо.

- По дешевой цене...

- Не надо!

- Кокаин?

Что-то блеснуло в холодных глазах человека с ястребиным профилем:

- Кокаин принесите! Он встал.

- Вас проведут черным ходом. И всегда приходите с черного хода. Переулок темный, узенький... там никогда никого не бывает...

Фельдшер, очутившись в переулке и надвинув на глаза папаху, уверенный, что так его никто не узнает, подняв полы черкески, засунул в карман две скомканные сторублевки.

- Для начала неплохо, - подумал он. А вторая мысль была. - Этот австриец прав, шельма, надо затянуть болезнь старшему писарю оперативного отделения...

Всадники из глубины Азии

Русская, так называемая регулярная, конница всегда стояла на большой высоте. HO B то же время необъятная империя обладала еще и прирожденной конницей, единственной в мире по числу всадников, по боевым качествам своим.

Это - двенадцать казачьих войск, горские народы Северного Кавказа и степные наездники Туркестана.

Ни горцы, ни среднеазиатские народы не отбывали воинской повинности, но при любви тех и других к оружию и к лошади, любви пламенной, привитой с самого раннего детства, при восточном тяготении к чинам, отличиям, повышениям и наградам путем добровольческого комплектования можно было создать несколько чудесных кавалерийских дивизий из мусульман Кавказа и Туркестана. Можно было бы, но к этому не прибегали.

Почему? Если из опасения вооружить и научить военному делу несколько тысяч инородческих всадников, - напрасно! На мусульман всегда можно было вернее положиться, чем на христианские народы, влившиеся в состав Российского царства. Именно они, мусульмане, были бы надежной опорой власти и трона.

Революционное лихолетье дало много ярких доказательств, что горцы Кавказа были до конца верны присяге, чувству долга и воинской чести и доблести.

Мы на этом в свое время остановимся подробно, а посему не будем забегать вперед.

Только когда вспыхнула великая война, решено было создать туземную конную Кавказскую дивизию.