Валерий Осипов - Подснежник

— А почему в окно вылез, а не через дверь прошел? — хмурится Валентин Петрович.

— Через окно быстрее, — дерзко объясняет Жорж.

— Егор, не паясничай! — сердится Валентин Петрович.

Сидящая рядом с ним Мария Федоровна мягко кладет свою руку на руку мужа, потом переводит взгляд на сына. Жорж виновато опускает голову. Смягчается и Валентин Петрович.

— Садись, и чтобы это было в последний раз, — меняет гнев на милость строгий отец.

Жорж идет на свое место, садится, придвигает к себе тарелку, берет нож и вилку. Мария Федоровна с улыбкой смотрит на сына и, когда он поднимает на нее глаза, чуть заметным кивком головы дает ему понять, что он сделал совершенно правильно, не вступив в пререкания с раздраженным какими-то хозяйственными неурядицами Валентином Петровичем.

И как всегда в таких случаях, когда гневную вспышку неуравновешенного мужниного характера ей удавалось потушить в самом начале, она вспоминала давнюю историю, произошедшую несколько лет назад вот в этой же комнате вот за этим же столом между пятилетним Жоржем и Валентином Петровичем.

Как-то за обедом маленький Жорж, не знавший тогда еще вкуса горчицы, попросил ее у отца. Валентин Петрович, усмехнувшись, зачерпнул полную чайную ложку и протянул сыну (в воспитательных целях, как объяснил он потом жене). Жорж отправил ложку в рот, обжегся и покраснел. На глазах выступили слезы. Но не желая показывать всем, что попал впросак, зажмурился, сделал усилие и проглотил горчицу.

— Вкусно? — спросил Валентин Петрович.

— Вкусно, — еле ворочая языком, ответил сын.

— Хочешь еще?

За столом наступила тишина.

Жорж исподлобья взглянул на отца.

— Хочу, — упрямо ответил он.

Валентин Петрович зачерпнул еще одну полную ложку, но тут вмешалась Мария Федоровна и отняла у мужа горчицу.

— Маша! — загремел Валентин Петрович. — Не вмешивайся! Пусть ест, если сам напросился!

Мария Федоровна положила руку на плечо мужа, и он сразу остыл.

— А? Видали? — захохотал Валентин Петрович, откинувшись на спинку стула. — Видали, какой характер? Слопал, подлец, целую ложку и молчит. Молодец, ей-богу, молодец!

…После завтрака Валентин Петрович отправился по хозяйственным делам, а Мария Федоровна, позвав с собой Жоржа, перешла в гостиную. Дав сыну французскую книжку, она взяла себе вязание и села в кресло напротив. Жорж листал книгу, а Мария Федоровна, бросая время от времени короткие взгляды на своего первенца, предалась воспоминаниям, разбуженным в памяти историей с горчицей.

Вот видит она маленького Жоржа в детской комнате на руках у няни. В комнату, прихрамывая, входит рыжий кот Мишка (это Валентин Петрович дал коту имя родного братца Миши). Нога у кота перевязана красной тряпкой. Егорушка (тогда он еще не был Жоржем), увидев хромающего кота, начинает плакать.

— Нянюшка, возьми Мишку на руки, — просит Егорушка, — ему больно, у него лапка болит.

А вот видит Мария Федоровна себя в открытой коляске вместе с детьми. Маленький Жорж с сыновьями Валентина Петровича от первого брака Николенькой и Гришей сидит рядом с кучером. Они возвращаются в Гудаловку из Липецка.

На подъеме лошади идут медленно, тяжело опуская вниз, в такт шагам, головы. Кучер шевелит вожжами, постегивает по лошадиным спинам кнутом.

И вдруг Жорж ни с того ни с сего выпрыгивает из коляски.

— Вылезайте! — кричит он на старших братьев. — Вылезайте сейчас же!

— Зачем? — резко спрашивает Николенька, сверкая черными, угольно горящими глазами (не то маленький черкес, не то цыганенок). — Что ты еще выдумал?

— Вылазь! — не вдаваясь в объяснения, повелительно кричит Жорж.

Кучер натягивает вожжи, останавливается, поворачивается к барыне.

— Что случилось? — спрашивает Мария Федоровна у сына.

— Маменька, вы можете не выходить, — объясняет Жорж. — Пускай Коля с Гришей вылезают и Маркел. — (Маркел — это кучер.) — Мы пешком пойдем в гору. Лошади устали.

Маркел первым спускается с облучка. За ним прыгают и Николенька с Гришей.

— Правильно, барин, — одобрительно говорит Маркел, — лошадям в гору завсегда роздых нужно давать. Они потом тебе в три раза бойчее отработают.

Он дергает вожжи, облегченная коляска легко трогается с места. Мария Федоровна, сидя в коляске на заднем сиденье, с улыбкой смотрит на своего первенца и удивленно думает о его добром сердце.

…Жорж, расположившись напротив матери, читает французскую книжку, а Мария Федоровна вяжет и вспоминает, вспоминает, и волны памяти несут к ней все новые и новые картины.