Юрий Бевзюк - Cтарания аутсайдера на 9-м десятке – довести до людства свои писания

…на том же пароходе Костромин очередную группу школьников в поход на северное побережье Приморья вез; набросал мне схему, как найти Макрушинскую пещеру, – и обозначил вход не на южном, – где находится, – а на противоположном, северном склоне сопки Зарод! Уж поносились мы чащобой вокруг той немаленькой сопки, пока не выперлись таки на дорогу, на которой встретили старичка, укушенного когда-то клещом, влезшим в ухо, – и ставшего, как в детстве Сталин , на одну руку сухоруким, – дед печи по обжигу известняка караулил: нас и направил к пещере километрах уже в двух дедуля: совсем с другой стороны надо было к ней заходить! Спасибо еще, что встретился старик. И потом один, школьником с Костроминым ходивший, встретившийся мне, говорил, что сильно старик в походах блудил: видно, смладу надо ориентироваться, чтобы научиться… Сейчас двухкилометровку любого места на планете можно из интернета отпринтить, – а на ней обозначить по гланасу-джипиесу местонахождение моментом… но никакой радости от этого у меня начисто нет… – не есть ли это «облегчение» предупреждением близких тяжких бедствий? Во всяком случае, та послевоенная, почти шизофреничная, секретность сослужила хорошую службу мне – и подобным любителям жить на отшибе: наши навыки ценились… Ну, а теперь, – что там карты, что там джипиесы! …Трасса посредине прорезала долину той реки Приманки, что Синанчою при нас называлась, крупный приток Имана… Идти за соболями, как в 71-м я, – нет теперь никакого «навара»: подешевела раз в пять шкурка, некогда столь дорогая… да и та обесценится совсем, покуда сдашь… Но теперь и не надо: уже вскоре мне подобных, – но много моложе, – энергия и разум в землеразмещении, наконец, рациональном, затребуются сполна… А я уж годы, мне оставшиеся, постараюсь, – опыт в этом свой немалый передать; не по моей вине упущенное, сколь возможно, советом и воодушевлением младости – в годы ясности ума, еще мне оставшиеся, со всей энергией наверстать…

На Бикине не бывал – лишь в августе того же полста шестого его струи мы на дощанике-бате пересекали после впадения в Уссури, югом Хабаровского края плывя к Хабаровску… Но ваше Василий, с Андреем Островским радение в «Новой газете» по бикинской тайге, как говорится, всем сердцем разделяю… Особенно поразительно мне с моими чувствами-мыслями совпадение в приведенном вами заявлении Лагутенко «…исчезнут и настоящие приморцы, предки которых были на этих землях задолго до нас всех, – и будущие поколения, по-настоящему этим краям преданные!» … А я, как-то года два-три назад, среди ночи проснувшись – и, сразу снова не заснув, – наговорил в диктофон мобильника:

Сибирь пространствами колоссальными

объемлет север Евразии бесстрастно…

Края, суровые и дикие доныне,

кочует там с оленями своими Тунгус великий…

Не площадьми, что `на душу приходятся, —

но верностью своей суровой жизни образу, —

чем ОН людству, погрязшему в удобствах , —

пример спасенья в скором будущем дает

(до сего момента было – и остается вариантом:

«чем ОН людству, погрязшему в удобствах,

пример на жизнь грядущую дает)…

Сочиняя это, совсем не думал о бикинских удэгейцах, но и они тунгусоязычны, – как и оленные эвенки…

С этим перекликается сочиненное назад зимы три «К России», сначала с указанием претензии на гимн страны, – потом просто обращением (суждено ли действительно стать гимном страны – не от претензии, – от текста зависит!); в негодовании бессодержательно-ханжеским текстом нынешнего, – и особенно его перед ежеутренним (чуть свет) моим выходом с нартами в сопку на заготовку дров (в общем-то, мне сильно не по душе правление «тандема», – но Путин славно оборзевших удобствами европейцев поддел: в смысле, куда они от нашего газа денутся – «чтобы дровами топить, – надо по крайности Сибирь иметь»… Эти слова «премьера» вдохновили меня на изрядное стихотворение сей зимой, искать которое лень… Сибирью я пилою, топором владею, – \ на заготовке дров балдею…) …и больше, наверное, в протест намеренно издевательски-модерновом (гимна) исполнением в контраст мелодии бессмертной, там же, на сопке, мало-помалу сочинил «в уме» основу стихотворения, – которое неоднократно уточнял, конечно, – а над строчкой, от начала восьмой думал между дел аж три дня: