…Но настоящий от ориентирования «смак» я получил, когда мы по схеме, второпях набросанной главным геологом разведки (снять выкопировку с карты нам дать было ему нельзя – подписку давал на секретность!) в Дальнем, в верховьях Ното бассейна Улахе (Малой Уссурки теперь) – искали Верхнеиманск (или Тулапинск), – такую же геологоразведку на олово или вольфрам в верховьях уже Имана (Большой Уссурки теперь, после переименований в результате конфликта с китайцами в 69-м на Даманском), – или в верховья Тудо-ваку попали (Малиновая теперь), – по которой до низовий, до первого поселения, топать бы нам дней десять, – а уже почти все продукты съели, – в два дня в Тулапинск (давно уже на том месте тоже сплошной зрелый лес!) выйти надеясь… … но я вовремя на привале обратил внимание группы, что свалились на запад – вернулись на северо-восток назад, – и два дня голодные шли хребтами – верхами тех речек, которые за два дня должны были пройти низами, – пока я не посчитал, что прошли достаточно, чтобы в Правую Синанчу (теперь Приманка) попасть; так и оказалось – еще два дня шли почти без еды – только утром ведро воды стаканом муки и банкой сгущенки на восьмерых заваривали (из Владика-то нас вышло тринадцать, – но из Чугуевки шестерых парней назад, кого за разгильдяйство отправили, кто возвернулся сам) – еще два дня топали полным бестропьем тайгой глушайшей – сплошной пихтач, под ногами только сплошной мох проседающий, – пока первый кедр перед нами не предстал на светлой сравнительно поляне, – на нем затеска, стрелка карандашом в другую широкую долину открывавшуюся – и надпись: Левая Синанча (геологи сделали недавно как специально для нас) … На кедр немаленький – метров пять или даже семь толстый ствол гладкий, только затем с шишками ветки: не только то важно, что полезть отважился из пятерых парней лишь я, – а то вспомнить лестно, что силы после голодовки имел все-таки до веток долез, по ним до шишек добрался – и сбил десятка два… на костре их обжарили, уже почти поспели ядрышки, чешуйки ножом обрезали, – и на ходу те шишки лузгали… Первая еда за четыре дня – если не считать утренних муки на сгущенке слабых заварок… После того кедра – и уже вскорости дойти до людей уверенности, – нас ждало под вечер еще одно испытание: скальный прижим почти вертикальный, рекой не обойти – уже глубока и бурна; пришлось вверх метров семьдесят медленно, из последних сил взбираться – там-то и дала нам, не помню за всю жизнь еще когда так, мошка, недолго, правда: рубчиков вельветки Юрия, передо мною лезшего, от мокреца было не разглядеть!.. – ладонь, по шее проведешь – от раздавленного мокреца розоватая… Зато на другой стороне прижима, у подножия сразу, – поспевающей малины заросли: у медведей отобрав, вволю полакомились, на мошку наседавшую внимания не обращая… Мошка остервенела недаром: дождь под вечер знатно нас прополоскал, – в мокром, мало-мало обсушившись у костра, в палатке мокрой ночевали… Продукты уже кончились начисто – но желтых грибов, не виданных нами, – Ефрем Гаврилович съедобные, грибы-ильмаки сказал, – ведро с валежины днем намяли, сварили, – по полной миске совсем без соли на каждого (две девицы было с нами, сильных уже, весьма грудастых, Шмидт Ия и Гарковик Алла, – обе потом геологинями стали); вечером Юрий руками рыбешку поймал, наживил на крючок из булавки: утром килограммового ленка снял – и без соли уха весьма подкрепила нас… А к полудню вышли к геологов стоянке, вышел начальник – грузин, настоящий красавец (лицом очень похожий на Сталина, но повыше гораздо) – ни слова не говоря – видно, мы сильно отощали, – вынес мешок с тушенкой, макаронами, хлебом и сгущенкой… Наелись, макароны с тушенкой сварив, славно, – запили еще с хлебом и со сгущенкой крепким чаем… До Сидатуна оставалось километров с пять, шла уже натоптанная конная тропа… но у нас разом у всех силы иссякли… тащились до вечера часа два…
Однако увлекся дедуля воспоминаньями… Того похода дневник для отчета у костра писал я, ни дня единого не исключая: самые ценные те самые краткие, при голодовке, записи… но и вообще дневник получился ценный весьма… Сам узнал, как потом во второй половине девяностых переписал (когда закончился мой с «Красным знаменем» пятилетний роман – затем, что утопло само «знамя»), – иные места с того дневника – хоть сразу в печать! Сразу после девятого класса – мог бы я «журналюгой» стать, да по совету корреспондентки «Комсомолки» той же осенью написал, вставая по будильнику в четыре часа утра, за две недели путевой очерк похода по тому дневнику и свежим воспоминаньям, – но отослать не дали начавшиеся в школе для меня – в благодарность за созданный мною в 8-9-м кассе в школе энтузиазм! – немалые мытарства: отрыжка и расплата за небывалую до меня – а после нельзя было даже и представить! – в школе «власть»… которая особенно у иных училок не могла не вызвать зависти…
Читать дальше