Николай Жуков - Истории из моей жизни. Повесть, рассказы, очерки

Именно тогда моя мама совершила один из самых решительных поступков в своей жизни. Собралась и поехала за своим любимым на край земли в неизвестную Эстонию. Там в просторной каюте из красного дерева и произошло таинство, в результате которого появился я. Хотите верьте, а хотите нет, но когда впервые мой сторожевой корабль «Дружный» зашел в Купеческую гавань Таллина, стоя на сигнальном мостике, я почувствовал, что нахожусь в этом древнем и прекрасном городе уже не в первый раз…

А потом была учеба отца в Одесском высшем инженерном мореходном училище. Нам с мамой больше ничего не оставалось, как терпеливо ждать его в Донецке в нашем уютном саманном доме на улице Чехова, ограничиваясь короткими телефонными переговорами, краткосрочными нечастыми приездами отца на каникулы и получением небольших посылок с игрушками и книгами.

В тот период времени все мужское воспитание внука легло на плечи моего дедушки Арсентия Максимовича. Любя внука всей своей душой, он позволял мне многое, а я, в свою очередь, с любовью называл его простым коротким, но емким для меня именем «Деда». До пяти лет он терпеливо возил меня на коляске, читал вслух самые разные книжки, которые я выбирал сам из домашней библиотеки. Главным критерием моего выбора были яркие интересные картинки, с батальными сценами. Сдвинув старые очки со сломанной дужкой на кончик носа, он постепенно задремывал, и продолжал чтение только после моих настойчивых подергиваний за рубашку и требований проснуться. Дед первым стал учить меня счету, любил рассказывать стихи из своего дореволюционного детства.

Выходя на прогулки, он то и дело отмахивался от острот и шуток стариков-приятелей, которые постоянно подтрунивали над ним за то, что он так балует внука. В ответ на их происки, он только молча посмеивался, сохраняя полное спокойствие, держась за ручку, моей синей коляски. Позже я учился у деда пить горячий чай-кипяток с сухарями, есть тюрю – подслащенное молоко с разломанным на маленькие кусочки хлебом. Я наблюдал, как он рубит дрова, перевозит в летнюю кухню привезенный на зиму уголь, и практически не отходил от моего старика, став его настоящим маленьким «хвостиком».

Арсентий Максимович был очень добрым и спокойным человеком. За всю мою жизнь он ни разу не тронул меня даже пальцем, да и голос повышал крайне редко, позволяя мне почти все. Особенно я любил заглядывать в его святое святых – ящик старинного комода, где дедушка хранил царские монеты, потускневшие от времени фотографии, линзы, спички и другие раритетные вещи, и безделушки.

В кругу своих приятелей и сверстников ветеранов русско-японской, первой мировой и гражданской войн, он любил рассказывать о своих старинных друзьях и подругах, приключениях молодых лет, случившихся еще до революции.

Максимович был единственным мальчиком в своей семье, и поэтому мой прадед, души не чаял в сыне. С возрастом юный повеса начал изысканно одеваться. Костюмы-тройки, яркие галстуки-бабочки, туфли со скрипом, прически с прямым пробором, густые черные и закрученные кверху усы, очаровывавшие многих девушек и женщин, жесткие черные волосы и черные глаза, доставшиеся и мне по наследству.

Дед умел профессионально играть на всех струнных музыкальных инструментах, что было в то время очень модным. А его отец дал возможность сыну получить редкую, но очень престижную в царской России профессию – машиниста паровоза. Говорят, что в свое время, она была такой же трудно достижимой, как и современная профессия космонавта, а специалисты паровозники были «ценнейшим штучным товаром».

В метрическом свидетельстве, выданном его родителям в мариупольской церкви Марии Магдалины, дедушка был записан как Орест, а не как Арсентий. Наверное, им хотелось назвать единственного сына на древнегреческий манер, но затем, по каким-то причинам, его имя подверглось изменению. Вижу в этом козни моей бабушки. Екатерина Ивановна всегда была неравнодушной к иностранным именам и словам, и поэтому назвала своих детей на европейский манер сына Альфредом, а дочь Ренатой. Более того, но и свой день рождения, и, конечно день рождения мужа, она подогнала под международный и государственный праздники Восьмое марта и день годовщины Октябрьской революции соответственно.

В юности Максимович рано познал радость любви, но сумел успешно оставаться холостяком до своего сорокалетия. Отец выделял сыну приличные карманные деньги и поэтому ему были доступны и не чужды даже самые нескромные, и недешевые мужские развлечения. Так в период первой мировой войны он оказался в небольшом польском городке. Прогуливаясь по его узким старинным улочкам, Орест решил вспомнить свою разгульную мариупольскую жизнь и именно с этой целью посетил дом, куда любила приходить мужская публика. Там он пробыл ни мало, ни много, а почти трое суток. Веселый, щедрый и любвеобильный Орест произвел фурор среди окружавших его польских красавиц. Пораженная его возможностями, добротой и красотой хозяйка заведения, устроила торжественные проводы необычайного посетителя. Они сопровождались всеобщим построением всего персонала и бурей оваций тружениц древнейшей профессии. Но в дедовой душе на долгие годы осталась только одна из них, внезапно возникшую любовь к которой, он пронес через всю свою долгую и непростую жизнь.