«Я объяснял им, что являюсь украинским националистом и стремлюсь возвратиться в Советский Союз, выполняя приказ своей организации».
Весь этот месяц атмосфера в Центре была весьма напряженной, поскольку Зоя Рыбкина сообщила из Хельсинки о возвращении моего отца из поездки с Коновальцем по Европе. Чтобы узнать, что произошло, на границу выехали Зубов и Шпигельглас. Все считали, что скорее всего моего отца ликвидировал Сушко. Тем не менее по истечении трех недель после его ареста официальному украинскому представителю в Хельсинки По-луведько поступил запрос от финской полиции и офицеров абвера «о некоем украинце, пытавшемся пробраться в Советский Союз». Между абвером и финской разведкой существовало соглашение о контроле над советской границей — любые перебежчики проверялись ими совместно. В конце концов отца передали Полуведько, который сопровождал его до Таллина. Там ему выдали еще один фальшивый литовский паспорт, а в советском консульстве оформили краткосрочную туристическую визу для поездки в Ленинград. На сей раз с пересечением границы не было никаких проблем: пограничник проштемпелевал паспорт, а затем отцу удалось улизнуть от интуристского гида, ожидавшего его в Ленинграде: «Уверен, что это вызвало настоящий переполох в отделении Интуриста и милиция наверняка была поставлена на ноги, чтобы разыскать пропавшего в городе литовского туриста».
Успешная командировка изменила положение моего отца в разведке. О результатах работы было доложено Сталину и Косиору, секретарю ЦК Компартии Украины, а также Петровскому, Председателю Верховного Совета республики. В кабинете Слуцкого, где отец докладывал в деталях о своей поездке, его представили двум людям: один из них был Серебрянский, начальник Особой группы при наркоме внутренних дел — самостоятельного и в то время строго засекреченного Центра закордонной разведки органов безопасности, — а другой, Васильев, сотрудник секретариата Сталина.
Позднее отца наградили орденом Красного Знамени, который ему вручил глава государства М. И. Калинин. Вместе с отцом в Кремле орден Красного Знамени получил и Зарубин, только что возвратившийся из нелегальной поездки в Западную Европу. Они встретились тогда в первый раз. Позднее они сблизились, и эта дружба продолжалась всю жизнь, хотя Зарубин бьш значительно старше отца.
Отец вспоминал, как во время дружеского ужина в честь его и Зарубина на квартире Слуцкого отцу пришлось выпить — второй раз в жизни — стопку водки:
«Впервые же это случилось в Одессе, когда мне было пятнадцать лет. Хотя я и был физически здоровым человеком, врачи определили, что мне противопоказаны алкогольные напитки крепостью выше двенадцати градусов. Однако Слуцкий и Шпигельглас приказали принять «норму» за боевой орден, и на следующий день я лежал пластом. Реакция организма была ужасной: нестерпимая головная боль и рвота».
Весь 1937-й и часть 1938 года отец неоднократно выезжал на Запад в качестве курьера. Крышей для него служила должность радиста на грузовом судне. Встретившись с Коновальцем, он ужаснулся, услышав, что ОУН передала немцам дезинформацию о том, что ряд командиров Красной Армии из числа украинцев — Федько, Дубовой и другие (позднее все они были ликвидированы Сталиным) — выражали свои симпатии делу украинских националистов. Люди Коновальца выдумывали подобные истории, чтобы произвести впечатление на немцев и получить от них как можно больше денег. Позднее отцу довелось прочесть в украинской эмигрантской прессе, что такие красные командиры, как Дубовой, Федько и ряд других, делили якобы свою лояльность между советской властью и украинским национализмом. Коновалец решился сообщить отцу об этом, поскольку знал, что «как организатор украинского подполья» тот сможет узнать правду.
Когда в 1937 году отец сообщил об этом Шпигельгласу, тот высказал предположение, что контакты Дубового и других командиров с украинскими националистами и немцами не были невозможными. Очевидно, Шпигельглас просто хотел прикрыть отца на случай, если бы тот передал эту неприятную для руководства информацию — судьба этих командиров уже была предрешена.
Глава 10.ПО ЗАДАНИЮ СТАЛИНА
В ноябре 1937 года, после празднования 20-летия Октябрьской революции, отец был вызван вместе со Слуцким к Ежову, тогдашнему наркому внутренних дел. Отец встретился с ним впервые, и его, как он потом рассказывал, буквально поразила неказистая внешность и личность Ежова:
Читать дальше