Майя Сохумели - Сухуми - зеркало воспоминаний

Мариам Давидовна писала чернильными ручками, поэтому надо было просто залить в чернильную ручку раствор хлорки и обвести двойку и подпись рядом с ней. Мне повезло, мой дневник был хорошего качества, дядя из Москвы прислал, там все бумаги были белоснежные. Потому что, если бы дневник был производства «Ингурского бумкомбината», то бумага была зеленоватой, и хлорка оставляла в ней белые места. В тот день на уроки мы не вернулись, а выбежали к набережной, чтобы стаканами холодного лимонада отметить наш успех.

По дороге нам встретилась младшая сестра Инала, она была в 7 классе, но считала себя очень взрослой, поэтому, увидев брата не на уроках, сразу же подошла к нему.

– А ты почему не на уроке? – строго, будто мама, спросила она Инала.

– Лана, а ты почему не на уроке? – удивился Инал.

– У нас учительница заболела, – ответила Лана.

– Вот и топай домой, – припугнул ее Инал.

– Я все маме расскажу, – вновь строго заявила Лана.

– Что ты расскажешь? – возмутился брат.

– Что у тебя карты с голыми женщинами, и ты на них деньги заработал, – заявила она, и мы все напряглись.

– Я тебя сейчас ударю, сиафантка, – пригрозил Инал, но Лана не уходила, а продолжала отчитывать Инала, а вместе с ним и нас. Мне стало немного неловко, Инал напрягался все сильнее, его лицо стало зеленым, и он бросился к ней. Тут выскочил Тимур и остановил Инала, а после повернулся к Лане.

– Уйди, пожалуйста, – очень тихо, даже ласково сказал он ей.

Было видно, как Лана смутилась и согласилась уйти, Инал долго не мог успокоиться, пока она совсем не скрылась за поворотом. Больше всего меня поразил Тимур, после я выпытывал у него, и тот признался, что ему нравится Лана, но он никогда не посмеет даже высказать это вслух, потому что она сестра Инала. А я возмущался, потому что сам Инал прекрасно провожает сестру Армена до дома и таскает ее портфель в школу. Но Тимур был парнем скромным, который никогда не решился бы, даже если сам Инал ему сказал, поэтому я оставил свое любопытство при себе и больше не поднимал эту тему.

История наших карт не так проста, как кажется, мы их добыли, но вот сохранить вновь не получилось. Дядя Толик – наш местный таксист, который первое время разъезжал на желтой «Волге ГАЗ-24», под вечер катал нас по городу, даже разрешал сесть за руль. Он был очень добрый, дядя Толик, но мы никогда не слышали его историю. Пока однажды Армен среди своих не услышал, как кто-то говорил про дядю Толика, что жена от него ушла после смерти их единственного сына. У мальчика болело сердце, которое не выдержало во время заплыва в море. Ребенок утонул, а жена от горя и оставила Толика, говорят, она вышла за местного абхаза, родила еще ребенка. А дядя Толик так и остался один, никого у него с тех пор из близких и не было. Поэтому, говорят, он вокруг себя мальчишек и собирал, чтобы как-то порадовать свое сердце. Когда это услащал, сразу все понял, ведь нам всем было столько же, сколько и его сыну.

Дядя Толик хоть и был таксист, но очень отличался. Ведь сухумский таксист если видел, что перед ним туристы, то пытался показать, какая он большая личность в городе, что он всех знает и возил даже этого. Только «этот» очень часто менялся, все зависело от возраста таксиста. Но Толик не был таким, он скромно довозил всех по одной таксе, даже помогал разгружать и загружать чемоданы. Мы услышали все это, да еще и узнали, что у Толика скоро день рождения, было решено – карты мы дарим Толику. Это решение пришло как-то сразу, не раздумывая и не совещаясь. Также мы захотели как-то порадовать Толика, поэтому рано утром кинулись к нему. Первое, что мы решили – это подстричь дядю Толика, потому что его шевелюра была гуще, чем у Марадоны. Парикмахерскую выбрал я – это было местечко на проспекте Мира, где волшебными движениями дядя Петя превращал каждого в звезду телеэкрана.

Когда я был совсем маленьким, он меня сажал в кресло, кладя на рукоятки деревяшку, и я тогда сидел высоко. Видимо сначала я брыкался, и он мне зубы заговаривал, рассказывая всякие истории про Сухуми. Дядя Петя был коренным сухумчанином, греком, таким колоритным дядей. Напротив парикмахерской был канцелярский магазин, где на обратном пути я любил кое-что прикупить.

Проходили годы, менялись прически, но я всегда ходил только к дяде Пете. Последний раз, кажется, я к нему попал перед выпускным, в конце июня. Потом были приемные экзамены, и мама не разрешала мне подстригаться. После поступления прошло три дня – и началась война.