Пишет К. Бондарь и о полузабытых и забытых литераторах и учёных – Иване Хрущове, Иване Явленском, Василии Якимове. Принципиально важным мне представляется сочетание эстетического и этического критериев в бондаревских оценках: переводчик Шекспира Василий Якимов стремился к формальной точности, а художественного дарования ему явно недоставало, однако это был честный труд, вне каких-либо «посторонних целей», в отличие от жизненных стратегий героя другого очерка с «говорящим» названием: «Слово и мундир. Иван Хрущов». Мне по душе такая аксиология, когда мы говорим не только о «вкладе в науку» или о художественно-литературных достижениях творческой личности.
Профессиональное в этой книге перетекает в личное и наоборот, она – и дань благодарной памяти. Характерно, что открывает её мемуарный очерк «К истокам призвания. Прогулки с дедом» – о Михаиле Бондаре, ставшем примером противостояния «агрессивному невежеству, самодовольной ограниченности и житейской мелочности». Большой книжник, колоритная личность, дед был, по словам К. Бондаря, из тех людей, которые «как будто больше самого себя». Он видел больше и дальше многих, когда сказал однажды внуку: «Ты будешь работать со словом!» Дедовское пророчество сбылось.
Автор называет деда своим первым учителем, и когда уже им самим, Константином Бондарем, пройдена немалая часть жизненного и творческого пути, неизбежным становится опыт самопознания, который так естественно сочетается со словами благодарности всем наставникам и учителям. Есть в книге портреты любимых учителей, профессионалов высочайшего уровня – лингвиста Ефросиньи Широкорад, литературоведа Леонида Фризмана, историка и археолога Владимира Михеева.
Один из очерков автор посвятил незабываемым годам преподавания и научной работы в Восточноукраинском филиале Соломонова университета, который возглавлял Борис Элькин.
Вспоминая о том, с каким трепетом рассказывала ему Ефросинья Фоминична Широкорад о старых профессорах – своих учителях, автор не без трепета замечает: а от них ниточка тянется «к тем, кто слушал лекции самого Потебни». И Константин Бондарь, современный израильский учёный, автор основательных, отличающихся научной новизной книг и статей (с библиографией можно ознакомиться в приложении), – воспитанник и продолжатель традиций харьковской филологической школы.
Игорь Лосиевский,
заведующий научно-исследовательским отделом документоведения, коллекций редких изданий и рукописей Харьковской государственной научной библиотеки им. В. Г. Короленко, профессор Харьковской государственной академии культуры, доктор филологических наук
К истокам призвания. Прогулки с дедом
Однажды, – рассказывала в одном из интервью 90-х годов Бел Кауфман, – я написала письмо своему дедушке. Оно начиналось так:
«Дорогой дедушка! Я хочу рассказать тебе о том, что произошло со мной и с тобой с тех пор, как ты умер…»
Пример Бел Кауфман вдохновляет меня давно. Ей было пять лет, когда не стало ее деда Шолом-Алейхема, но всю жизнь он незримо сопровождал ее. Мне посчастливилось прожить с дедом намного дольше, но эта книга, пожалуй, – тоже послание, адресованное дедушке с высоты прожитого почти полувека, в котором я хотел бы рассказать ему о том, что со мной произошло за эти годы. «Я – это мой дед», – привык я кратко описывать то исключительное влияние, которое он на меня оказал. Почему так сложилось? Я рос в полной, большой семье, где были родители, две бабушки, которых я очень любил, тетя. И все-таки дед…
Михаил Бондарь – филолог, фронтовик, учитель, библиофил, проживший три четверти ХХ века, стал тем человеком, который определил мою взрослую жизнь. Он был сыном своей эпохи, выжившим в страшные времена. Первым в своем роду он стал интеллигентом, и исповедовал он только одну веру – в человека. По специальности дед был филологом, но прожил свою жизнь скорее как историк, потому что преподавал общественные науки, активно интересовался прошлым и современной ему политикой, окружающим миром, собирал книги и следил за прессой. При этом он не был ни фанатиком, ни догматиком, а жизнелюбие и неповтиримый юмор подарили ему лет пятнадцать в борьбе с тяжелой болезнью. И сегодня у меня нет сомнений, что общение с дедушкой было не только уроком стоического отношения к жизни, но и прививкой против больших бед – агрессивного невежества, самодовольной ограниченности и житейской мелочности.
Читать дальше