Варвара Герн - Записки прабабушки

Самое главное то я и забыла, как я познакомилась с своим мужем. Это было в нашу летнюю поездку к П <���иотровским>. Еще до поездки я получаю письмо от Насти и Веры, где говорится о Павле Адольфовиче Герне, и как то Ал <���ександр> Ан <���тонович> бывши у нас очень много говорил о нем, что вот приедет в Архангельское к Селезневу 11 11 Архангельское (Грязное) – усадьба статского советника Николая Дмитриевича Селезнева (1852—1905). Н. Д. Селезнев создал в Архангельском садово-парковый ансамбль, а также женскую богадельню, школу, больницу и спиртовой завод. очень образованный молодой человек, сын генерала, даже говорил раз мне, когда я по обыкновению дурачливо уверяла, что я в кого то влюблена (уж не помню, в кого я уверяла), «что вот погодите, будет у нас летом молодой человек!» Едем, и дорогой кучер нам рассказывает, что вот приехал в Архангельское барин, но нехристь, лба не перекрестит никогда. У Пиотровских об нем только разговору, Н <���астасья> Я <���ковлевна>, барышни ежедневно к обеду, а он приезжал каждый день, одевали новые платья, меняли прически, а я кроме малороссийского костюма ничего не надевала, делалось даже неловко, хозяйки все франтят, а у меня кроме костюма ничего не взято. Всякий раз его торжественно встречают, занимают. Мама и я даже смеялись между собой такому вниманию. Действительно он был красив, но такой нелюбезный, конфузливый, почти всегда молчит. Я поспорила с Ал <���ександром> Ан <���тоновичем>, уж я то его разговорю и он будет со мной говорить, спор этот вышел потому, что раз Ал <���ександр> Ан <���тонович>, проводив его, говорит: «Господи, как тяжело! Не знаешь, что говорить с ним!» Я тут и взялась за то, что он будет со мной разговаривать. Пред его приездом, сажусь в зале с работой, около меня никого, в корридор дверь затворили, за нею А.А., барышни. Сижу, слышу подъехал, идет, подходит ко мне, здоровается, я только что распустила улыбку и собиралась начать разговор, он повертывается от меня и идет в гостиную, я с разинутым ртом осталась, дверь в корридор распахивается, А.А. делает мне нос, барышни тоже, сконфузилась я до слез. Не скажу, что бы он мне понравился, скорей даже нет, но заставить обратить на себя внимание мне хотелось, бойка я была очень, да моя слава, что за словом в карман не полезу, весьма страдала. Не помню, как и почему я затеяла с ним спор и почему то писала обязательство, где писавши его имя не сумела написать, «Адольфович» написала Адольфифич, отнимать у меня стали, я побежала и так не грациозно шлепнулась при всеобщем хохоте, снова сконфузилась, не везло мне очень. Уехали, я совершенно забыла о его существовании, потому что ожидали Сережу из Петербурга, с которым, я уже писала, ездили опять в Архангельское, но П.А. в то время там уж не было, барышни его вспоминали, превозносили до небес, а я только твердила, что противен!

Осенью познакомился с нами военный доктор, который стал бывать у нас ежедневно, я развлекалась этим знакомством, хотя он из себя ничего не представлял, но на безрыбьи и рак рыба, он стал служить темой для нашей переписки, подруги мне писали о том, что П <���авел> А <���дольфович> вернулся, взяв место у Селезнева, и Вера уже была в него влюблена, писали много о нем, приписывали ему прямо совершенство, и вот у меня тоже явился якобы обожатель и я тоже писала ему не принадлежащие преимущества, действительно он не обладал ни красотой, не блистал умом; высокий, худой, бледный, рябой, скуп до крайности, вышел из дьячковских детей, беден был, и помню его в заплатах шинель, мундир, калоши без пят, но счастье ему скоро улыбнулось у нас, к году завел коляску, лошадь, повезло, и доктор то он был плохой, да видно мундир и что холост, стали звать в те дома, где есть барышни – помню такой случай, в то же время, когда появился этот военный доктор П. О. Рождественский, в город приехал тоже новый доктор из бывших земских (которому в практике не повезло, лечил только бесплатную бедноту), и вот заболевает в одной семье барышня, посылают за новым доктором прислугу, та спрашивая направо и налево о новом докторе, пришла к этому земскому врачу и позвала его, тот приходит, узнают, что именно не тот, кого хотели, и не приняли хоть бы из любезности. Даже не из любезности, но ради соблюдения приличий, что ли, приняли бы и заплатили 1р. Вновь послали за П. О. Чудак он был не последний, является к нам ровно в 11 часов утра пить кофе, когда поздоровается с мамой, а когда и не подумает, выпьет кофе, пойдет в гостиную, станет перед зеркалом, затянет какую либо песню, а их в его репертуаре было 4—5: «Взойдет заря!», ария Сусанина, «Ах няня, няня, что со мною!» «Гаснут дальной Альбухары золотистыя края». Пропоет их и уходит, так ежедневно, потешалась я, но пока его мои девицы не знали, я его чуть ли необыкновенным певцом описывала. Но одно у него было хорошо, никогда ни о ком дурно не скажет, особенно о девицах и дамах, никогда бывало не посмеется ни над кем. Таким образом я развлекалась.