Уф! Слава богу! Там никого!
Теперь ситуация стала казаться даже забавной. Никаких доказательств моего участия в загрязнении туалета не было, значит можно было и посмеяться.
«Серега… Серега…» ─ позвал я, немного приотодвинув дверь купе,─ «Чего тебе» ─- ответствовал Сергей Иванович, удобно развалившись на нижней полке. После полбутылки выпитого, ему совершенно не хотелось вставать. «Я, перебрал…» ─ трагическим шепотом произнес я, ─ «Ну и ложись!» ─ ответствовал Сергей Иванович, тембром своего голоса выражая одновременно, и возмущение, и приказ. ─ «Поди сюда, не пожалеешь» ─ заканючил я. ─ «Такого ты в жизни никогда не видел».
Нехотя, Сергей Иванович встал и потащился за мной с лицом полным недовольства и безразличия. Он всем видом пытался выказать мне насколько подло я поступаю, поднимая старшего товарища с удобной лежанки.
Но насколько же изменилось его лицо, когда он увидел, что творилось в туалете. «Как это ты на потолок насрал?» ─ спросил он меня, захохотав. «Ты что ─- головой в толчок упал, а жопу кверху выставил!» ─ заржав на всю катушку, добавил он. Я сбивчиво вкратце попытался объяснить ему как это все произошло и даже, в подтверждение, нажал на педаль унитаза, но ветра оттуда не вырвалось. Потом я нажал еще раз – ветер все равно не дуванул. Со злости я замолотил ногой по педали – никакого дуновения! Получалось, что я все соврал и, видимо, действительно, упал головой в унитаз, задом кверху. Серега, желая проверить правдивость моих слов, смял сортирную газетку, кинул ее в толчок и нажал на педаль. О Боги! Бумажка провалилась вниз без помех.
- Нет, ну ты точно головою в парашу свалился и срал жопой кверху» ─ засмеялся Сергей Иванович, выходя из сортира.
Вернувшись в купе он продолжал время от времени глупо похихикивать, удивляя тем самым наших спутников, семейную пару среднего возраста, которые и так скорчили «козью морду», увидев, как мы быстренько и весело раздавили на двоих бутылку водочки. Этому они, наверное, и приписывали, беспричинный, по их мнению, хохоток Павлова. Но, бедные, они аж подпрыгнули на своем сидении, когда мы, услышав визгливые, полные отчаяния, голоса проводниц, гоготнули так, что стекла затряслись сильнее, чем от вагонных колес. Сквозь вопли и ругань можно было разобрать слова «звери, гады, идиоты…» и что-то вроде того.
Видимо они оценили ситуацию, но по-своему, по-проводничьему.
Дело было в Сафоново.
Я уже писал о том, что порою мне приходилось возвращаться из Минска в Москву на перекладных. Вот и в этот раз я умудрился уехать из Минска на каком-то вечернем почтово-багажном, который довез меня только до Смоленска, поскольку сворачивал на Брянск. Время было позднее, но мне очень хотелось домой, поэтому я не остался в Смоленске, а сел на последнюю электричку, которая правда шла не до Вязьмы, а только до Сафоново, но в расписании было указано, что с Сафоново на Вязьму утром пойдет первый электропоезд, раньше, чем со Смоленска на Вязьму.
Итак я оказался в Сафонове, чуть ли не в два часа ночи. Осень, хотя и не поздняя, все равно, осень – на улице холодно. Поэтому я поначалу забился в теплый полутемный зал ожидания небольшого провинциального вокзала. Но, согревшись и отдохнув от тряски и стука колес, решил выйти на волю – покурить, походить, размяться, поскольку, как я уже ранее отмечал, в таких «злачных» местах я больше всего боялся заснуть и проспать свой поезд, зная за собой склонность, с усталости, к «богатырскому» сну.
Выйдя на платформу я прошелся по ней пару раз туда-сюда, выкурил две сигаретки, завистливо посмотрев на проезжающие составы – вот, надо же, едут, гады, а я стою, застряв здесь, на маленьком полустанке (хотя в натуре это совсем не маленький полустанок), но так – романтичнее и торчать мне здесь еще почти полтора часа. Прохладный воздух давал себя знать – вначале остыло лицо, а потом и по спине начал бегать какой-то неприятный холодок. Такое часто бывает оттого, что хочется спать и хоть спать мне было нельзя, но я все же решил вернуться в зал ожидания. Если там не будет свободных мест, то просто постою у стенки или сяду на пол – авось ночью ментов не будет 21 .
Я уже было направился к вокзалу, как вдруг обратил внимание на группу мужчин, которые гужевались среди чахлых деревцев, росших за платформой. Их было человек тридцать – целый взвод. Все какие-то на удивление одинаковые – крепкие, высокие, плечистые и я бы посчитал их за военных, если бы не были они одеты как-то кургузо – по-деревенски топорно. Как это называется в России – добротно. Да и держались они расхлябано-нестроево. Чувствовалось, что это ребята «от сохи», причем не просто «от сохи», а только-только «от сохи». Разговаривали они вполголоса, хриплыми, грубыми голосами, многие их них курили, поминутно сплевывая, кашляя … и вообще – веяло от них какой-то невыразимой тоскою, которая всегда возникает на душе, при виде тюрьмы, заключенных или «столыпинского вагона» 22 .
Читать дальше