Николай Попов - Вспоминаю август 68-го

«Патриоты» в крупных городах снимали трафаретки с названием улиц, и колонны наших блуждали в городах, теряя время… и вытаптывая на поворотах газоны и цветники.

«Патриоты» били стёкла в машинах и испытывали нервы солдат… демонстративно топтали газеты, журналы и знамёна союзников по Варшавскому договору и даже стреляли из-за углов, но углы не прикрывали их… 8

На «патриотические» поступки с нашей стороны чаще проявлялось хладнокровие – поведение было спокойным, только сердце громче билось да суставы пальцев трещали от силы сжатых кулаков.

На выстрелы отвечали выстрелом без предупреждения – командованию не хотелось тех жертв, которые безответно понесли наши войска в 56-м году на венгерской земле. 9 *

Патриотизм любого народа бесцеремонен, патетичен до абсурда и бесстыдства… и совестливость не защищена грубостью патриотизма, ибо категорически прямолинейным, не воспринимающий иные мнения… и давящий их силой аргументированных эмоций… Особый, упрощённый наш русских патриотизм: «Я был там – я знаю!»… можно много знать, но ни фига не понимать.

О патриотизме можно говорить молча – делами… и у каждого они свои… У меня одни, у Киричека другие и совсем другие у «комиссара».

Позже мы узнаем иных «патриотов»… этаких «интернационалистов» – провокаторов 10 , которые свободно перемещались не только по землям Чехословакии, но и по воинским расположениям… Что их влекло в кризисный район?.. романтика?.. Идеологическое геройство?.. «Деньги – вещь привлекательная», – ответил один из «интернационалистов», которому хотелось набить морду… но его «интеллигентный» вид не позволял совершать такое действие – подчеркнуло бы наше «варварство».

Когда в обстановке много неопределённого, когда команды поступают одна за другой, часто заменяя предыдущую, создаётся сумбур и суматоха… Дел невпроворот, каждый человек по счёту: с неба падают «игрушки»… именно падают, ориентируясь по примитивному радиосигналу и визуально – «чехи» отключили «глаза» и «уши» аэродрома… но восторженно удивлялись способности наших пилотов совершать посадку, выскакивая из-за увалов Бескид, без повторного круга, с точностью попадания на бетонку, как в яблочко.

Но ещё большее удивление вызвала сама, «игрушка» своими размерами и выразительной устремлённостью форм… Капитан, лётчик местного чешского полка, стоящий с раскрытым ртом и наблюдающий за движением «игрушки», задал неожиданный вопрос: «Внутри робот?» Когда в технике заглохли двигатели и «фонарь» кабины открылся, вопрос капитана совсем непредсказуем: «К нам прилетели Герои Советского Союза?»… но это были обыкновенные парни нашей эскадрильи, не имеющие кроме юбилейных медалей никаких наград, а тем более геройских званий.

Из прибывающей техники вылезали лётчики с расширенными глазами, взбудоражено всматривающиеся в окружающий пейзаж… 11 а у нас, прибывших вчера, иронические улыбки – мы прошли через чувство первого восприятия… и для нас начались будни…

Мечемся вокруг «игрушек», ныряем в их нутро, всматриваемся, простукиваем, прощупываем, обтираем – готовность должна быть повешенной.

В такой ситуации понимаешь, насколько ценен ум и практичность, организаторская способность и самообладание, чтобы преодолеть неразбериху.

В такие минуты каждый человек просматривается насквозь, открывается характер и повышаются в цене добрые товарищеские отношения.

Воспоминания о пережитом и о товарищах трогательны и приятны…

***

Он был в любое время в восторженном состоянии, будто жизнь для него сплошная радость – выковыривал шваброй грязь из-под «стариковских» кроватей или смывал харкотину в раковине – всякое действие веселило, не вызывая утомляющего душу отвращения. «Старики» окрестили его «Левой-одесситом»… ещё не зная его подлинного имени, я тоже звал его Лёвой, хотя, как оказалось, звали его Леонид.

Мне были по душе его общительность и восторженный задор, с которым он воспринимал жизнь, – чем был сродни моему характеру… но в силу армейских обстоятельств, запрятанных мною в глубь себя… рядом с ним происходило моё раскрепощение, и я становился самим собой. В нём восторженность была снаружи – защитой от душевного неравновесия.

Лёвчик был нашпигован анекдотами и мог «пороть» их к месту и вовремя, по ходу действия нашей регламентированной жизни. Кроме того, память хранила удивительные истории из его короткой жизни, его друзей и знакомых, известных и неизвестных одесситов. Он излучал эти истории, скрашивая армейский неуют… Но и «оккупация» подбросила и анекдоты, и невероятные истории…