Юрий Жуков - Люди сороковых годов

Идет митинг в 1-й гвардейской танковой бригаде. Развернутое гвардейское знамя держит в руках герой июльских боев лейтенант Г. И. Бессарабов. Командир бригады полковник В. А. Горелов читает, а все солдаты и офицеры повторяют вслед за ним волнующие слова:

- Мы, гвардейцы, приносим мужественную гвардейскую клятву Родине, большевистской партии. Клянемся тебе, наш великий народ, что мы будем драться до последнего дыхания, пока сердце бьется в груди, а глаза видят землю. Клянемся тебе, наша Родина, что мы отомстим кровавым фашистским извергам за страдания советских людей, за сожженные города и села, за поруганный Киев, за разрушенный Новгород, за истерзанный Сталинград, за виселицы Волоколамска, Харькова, Ростова...

Пять часов.

Еще звучат горячие речи на митингах, еще идут беседы в блиндажах, на укрытых от чужого взора лесных лужайках, а на огневых позициях уже сняты чехлы с орудий, раскрыты ящики со снарядами, заряжены пушки. И когда часовая стрелка касается цифры пять, землю разом сотрясает неистовый грохот, словно где-то рядом разразилось извержение вулкана. Земля дрожит, и дрожание это явственно чувствуется на десятки километров. Одновременно бьют по врагу тысячи орудий, сосредоточенных на ограниченном участке, и в грохоте этом тонут все звуки. У легковых машин предусмотрительно опущены стекла - там, где этого не сделали, стекла трескаются.

Так проходит час. Еще час. Еще сорок пять минут. Артиллерийская подготовка достигает небывалой силы. Недаром в последние десять дней сюда были подвезены сотни эшелонов с боеприпасами!

В небе проплывают сотни самолетов. Рева моторов не слышно - все заглушает артиллерия, но само зрелище огромного количества советских самолетов над передним краем настолько захватывающе, что бойцы начинают аплодировать и что-то кричать - слов не разобрать, но видно по горящим глазам, улыбающимся лицам, что этот массированный удар нашей авиации восхищает их.

Там впереди - дым, пламя, непрерывный грохот разрывов. А пушки и минометы все бьют и бьют, не давая гитлеровцам поднять головы. Тем временем наша пехота придвигается вплотную к их переднему краю.

Семь часов пятьдесят минут.

Простившись с минометчиками, мы спешим на командный пункт генерала, бойцы которого сейчас ведут атаку{61}. В стереотрубу можно отчетливо разглядеть линию немецких укреплений, подернутых бурым облаком дыма и пыли. В небе нарастает рокот моторов: низко над землей тесно сомкнутыми группами опять проходят сотни наших самолетов. Пикируя на немецкие окопы, они сбрасывают бомбы, ведут пушечно-пулеметный огонь; огненные трассы отчетливо видны в утреннем ясном небе. А сзади идут новые и новые эскадрильи и полки наших самолетов.

Семь часов пятьдесят пять минут.

К реву пушек примешивается яростный вой сотен тяжелых минометов. Еще выше, до самого неба, встают облака дыма над немецкими позициями. В эту грозную минуту по всему фронту поднимаются тысячи красноармейцев и с громким криком "ура" устремляются вперед.

В стереотрубу хорошо видно, как идут сталинградцы - в полный рост, стройной шеренгой, взяв винтовки и автоматы наперевес. Генерал с волнением и любовью говорит:

- Орлы, настоящие орлы!..

Немецкие минометы, выжившие в этом огненном аду, начинают яростно бить по гребню, преграждая путь гвардейцам, но они стремительным броском преодолевают смертельный рубеж и скрываются за холмами.

Восемь часов.

Самолетов в небе все больше и больше. Вот прошли сразу сто машин... Вот еще двадцать две... Еще тридцать... Разгружаясь над немецкими позициями от бомб, они разворачиваются и уходят. Вначале немецкая зенитная артиллерия пытается прикрыть свой рубеж, но потом она замолкает. Немецких самолетов в воздухе совсем нет. Вот наше господство в воздухе в классическом его выражении!

Восемь часов двадцать пять минут.

Отмечено появление первого немецкого самолета: "мессершмитт", вырвавшись из-за леса, бросается на наш штурмовик. Совершив удачный маневр, штурмовик уходит из-под удара, а наши два "Лавочкина" обрушиваются на гитлеровца, и он едва успевает удрать, чуть не цепляя брюхом колосья ржи.

Восемь часов сорок минут.

Грохот канонады ослабевает. Несведущему наблюдателю может показаться, что наступает некоторое затишье. На деле - обратное. Именно теперь кипение битвы достигает высшей точки - пехота ворвалась на вражеские рубежи и ведет тяжелую трудную боевую работу, расчищая метр за метром, чтобы потом пропустить вперед танки, уже накопившиеся у переправы.