Павел Сочнев - Армия

Нормой чищенной картошки была эмалированная ванна. Обычная гражданская, большая, чугунная ванна. Иногда заходил повар или прапорщик, дежурный по кухне, и стращали тем, что если очистки будут толстыми, то заставят чистить очистки. Потом я ещё часто слышал эти угрозы и рассказы про реальные случаи, но сам на это не нарывался. И ещё нужно было начистить большую кастрюлю репчатого лука. Чистили разнокалиберными столовыми, не острыми ножами. Теми, которыми сервируют стол.

Я однажды случайно устроился очень неплохо. Почти не плача во время чистки лука, я мужественно брался за самое сложное и теоретически невыполнимое – за чистку лука. Здесь тоже было три премудрости.

– Во-первых, нужно было поупираться, типа «Что опять я то?»

– Во-вторых, во время чистки нужно было постоянно поддерживать соответствующее выражение лица героического, уже смирившегося, но, ещё немного живого, мученика.

– В-третьих, нужно было чистить не медленно, но так, чтобы кастрюля с луком наполнялась так же, как ванна с картошкой. Потому что, если почистить лук быстрее, то потом придётся чистить со всеми картошку. Вот и все премудрости.

Были и другие наказания, отрабатывая которые, солдаты и курсанты делают что ни будь полезное. Например, долбят туалет или отдалбливают лёд с плаца. В армии, не знаю, как сейчас, а тогда не было «специально обученных людей», которые выполняли бы за солдат хозработы. И солдат специально этому не обучали. Они обучались всему самостоятельно. Всему, что скажут делать.

Туалет был обычным, неотапливаемым сараем, водружённым над глубоко закопанной баржей. Получалось, что мы справляли нужду прямо в трюм этой баржи. Зимой, наша нужда, большая и маленькая, не долетала до нижнего уровня, а примерзала, к более ранней нужде. Извините, за подробности, но иначе сложно понять, для чего туалет нужно долбить.

Вот так, примерзая друг к другу, наши большие нужды росли горой из недр и достаточно быстро, поднимались на высоту отверстий. Малая нужда, делала эти растущие горы (в каждом очке своя), монолитными. Как только пики вершин появлялись из отверстия, на борьбу с ними отправляли или отбывающих срок на гауптвахте, или провинившихся, но, по степени вины, не попадающих под гауптвахту.

Однажды провинились я и Сашка. Сашка был самым родным сослуживцем, по географическому признаку. Во-первых, он был с Сахалина, жил (и живёт сейчас) в соседнем районе, во-вторых, из политехнического института, учился на Лесотехническом факультете. Мы, автомобилисты, их называли «дубами». Прикольный человек. Со своеобразным, постоянным чувством юмора. Наверное, тогда он был наказан за очередную свою шутку, а так как нас отправили вместе, я, вероятно, тоже в этой шутке участвовал. Потом его иногда привозили с точки в полк, для отработки на гауптвахте очередного его прикола. Но он и на гауптвахте тоже шутил. Над конвойными и офицерами. Вот такой вот неисправимый. Чувство юмора не только помогало ему жить, но и обеспечивало очень интересную жизнь. Шутки над собой, он тоже принимал с юмором. Ни на Сахалине, ни в институте мы друг с другом не встречались и даже не знали о существовании друг друга. А в армии стали почти родственниками.

Так бывает, когда уезжаешь из родных, знакомых мест. И чем дальше уедешь, тем более широким становится ареал роднения. Например, в райцентре, приятно увидеть односельчанина. В областном центре, случайно узнать, что случайный прохожий из того же района. В Хабаровске, те, кто с Сахалина, почти родня. А за границей, просто сограждане.

Хотя нет. С заграницей сложнее. Потому, что иногда и уезжаешь туда, чтобы не только посмотреть, как у них, но и отдохнуть от сограждан. Но это не все. Кто-то отдыхает, а кто-то радостно бросается с объятиями. Я не бросаюсь и стараюсь избегать радостных встреч. Точнее встречаюсь, иногда даже инициирую, но очень выборочно, так же, как и на родине. Однажды в Голландии, ко мне обратилась с вопросом молодая пара. Я ответил, перекинулись ещё парой фраз на английском и, уже отходя от них, меня посетила мысль, что это россияне. Или, если не россияне, то русские. Сейчас так бывает – русский, но не россиянин. Притормозил, прислушался – точно русские. Обошлось без объятий.

Я не помню, чего мы накосячили, но освободив нас от изучения морзянки (хорошо то как!), сержант бросил на туалет (это хуже и сложнее, чем морзянка). Вооружил ломом и лопатой, которые позволил снять с пожарного щита. Предупредил: «Только лом не упустите». Времени у нас было неограниченное количество – от «сразу после обеда», до ужина или пока не сделаем (т.е. без ужина и хоть до дембеля).