Павел Сочнев - Армия

Получалось, что рота управления бдительно охраняла рубежи, обеспечивая мирность неба для советского народа, а рота обслуживания, так же бдительно охраняла и обеспечивала всем необходимым, роту управления. Необходимым для роты управления была еда, электричество, тепло и безопасность. Еду готовили повара из роты обслуживания, электричество вырабатывали дизелисты, обслуживающие дизель генераторы, которые стояли где-то в лесу, тепло – кочегары в котельной, за безопасность отвечал вооружённый караул, который и днём, и ночью ходил вдоль изгороди (колючая проволока или рифлёнка, с колючей проволокой, натянутой сверху) кругом. Безопасность от посягательств на нас извне и от посягательств нас, на то что за забором. В одном здании с караульным помещением находилась гауптвахта, которую тоже охранял караул.

Тем, кого оставили в учебном взводе, «светила» рота управления или «точка». Жадно впитывая любую информацию о своём будущем, я понял, что в карантине и учебном взводе – рай. А настоящие армейские будни, дни и ночи, меня ждут там, за стенами нашей маленькой казармы. Полученная информация не радовала, а напротив, нагоняла тоску. Больше всего меня пугала необходимость дежурить по ночам. Как так? Ведь ночью нужно спать. Я очень любил спать. И днём спать тоже не будут давать. А если неудачно уснуть и проспать самолёт, как проспали год назад корейский Боинг, то «губой» (гауптвахта) не отделаешься и в дисбат (дисциплинарный батальон) отправляют военнослужащих, если срок наказания до трёх лет. А пропустить самолёт, это, по любому, под червонец (10 лет). Т.е. – пошёл на ночную смену, через несколько лет вышел с зоны. В военное время, не только за самолёт, но и за пропущенную кодограмму или какой ни будь важный сигнал могут расстрелять. А пропустить можно не только ночью, но и днём. Всю эту информацию мы получали из источников, которые, вероятно, не заслуживали доверия, но относится к ним, как к недостоверным не позволяла субординация. Да ещё и других, альтернативных источников, не было.

Лавина полученной информации совсем не мотивировала. «Ох, и нафига я эту гадскую контрольную по морзянке так хорошо написал? Написал бы неправильно и уже завтра бы печку топил или в караул ходил. А может быть попал бы в повара или хлебопёки. Там точно, чтобы «раскрутиться» на наказание, ужасней губы, нужно постараться. Да и спят они по восемь часов» размышлял я. Как не спать ночью, я не представлял совсем. И когда вконец измучился этими не радостными размышлениями, я отложил это «как» до тех времён, когда оно случится само.

На следующий день мы должны были принимать присягу. Торжественно, в парадной форме, с оружием, в казарме роты управления. Усердно учили присягу весь день. Читали, рассказывали друг другу, рассказывали хором до такой степени, что стали заговариваться. С утра, после, ставшей уже обычной, зарядки на свежем воздухе, получили оружие, построились, ещё раз хором прочитали присягу и помаршировали в казарму.

До этого момента в казарме роты управления я не был ни разу, а в казарме роты обслуживания, за два года службы, я так никогда и не побывал. Не был и на гауптвахте, хотя, как сейчас понимаю, поводов побывать на гауптвахте у меня было даже больше, чем поводов побывать в казарме роты обслуживания. Длинное, сараеподобное помещение, правое крыло которого было заставлено почти бесконечными рядами двухъярусных коек. Вдали – турник, брусья и целый набор гирь. Левое крыло – короче. В нём поместились умывальник, ленинская комната (обязательный атрибут тех времён и народов, проживающих на территории Советского Союза), «оружейка», кабинет командира роты и ещё один кабинет для офицеров с должностью попроще чем командир роты.

Мы сняли шинели, построились напротив турника и знамени части. В честь такого торжественного и знаменательного события, знамя части было извлечено из стеклянной витрины штаба и доставлено к месту нашей присяги. Может быть и прилагательное «знаменательное» родилось от присутствия при событии знамени? Выглядело это всё и воспринималось очень волнительно. Не каждый день даёшь присягу. И всё было бы ещё больше приятным, если бы не автомат, который с каждой секундой всё больше и больше оттягивал мне левое плечо.

Ноющее плечо сильно отвлекало меня от наслаждения торжественным моментом. А стоять нужно было смирно, т.е., не шевелясь и вытянувшись. К тому времени, когда пришло время давать присягу мне и появилась возможность хоть немного поправить ремень, ни о чём другом, кроме ноющего плеча, я думать уже не мог. Торжественно прочитал, торжественно, трясущейся рукой, поставил подпись, так же торжественно поцеловал уголок знамени. Ну не в засос, конечно, а так, просто приложил к лицу, чуть пониже носа. Вернулся в строй. Дождался, когда все оставшиеся прочитают, подпишут и поцелуют.