Кармело Сардо - Сорняк

Через четверть часа мы сидели за столом нашего штаба – комнатки, которую мы снимали на имя родственницы Пеппе и использовали как место встречи, – и считали добычу: миллион четыреста тысяч лир мелкими банкнотами по пятьсот и сто. Нам достались также ценные бумаги, но мы не умели с ними обращаться и потому подбросили их в чей-то почтовый ящик. Часть денег мы отложили – сумму, достаточную для аренды штаба на целый год, часть я забрал себе, покрыв свои расходы на покраску стен штаба и ремонт в уборной, остальное поделили. Пистолет, разумеется, мы не могли разделить. Я подарил Пеппе свой, а себе взял найденный в ящике бухгалтера. Эта кража стала первой и не последней в моей жизни. С тех пор нас с Пеппе было не остановить. Особенно нам полюбились бензоколонки – настоящие рудники наличных денег.

Но с каждым ограблением у нас стал меняться стиль жизни, и мы стали привлекать к себе излишнее внимание. Мы одевались с иголочки, угощали друзей ужинами и пиццей, сорили деньгами. Все в городке понимали, что сыновья простых рабочих едва ли могут позволить себе такую жизнь.

Иные смекнули, в чем дело, и даже были не против поучаствовать в наших “делах”, чтобы добыть денег на лечение больной сестры, или на свадьбу, или на строительство дома. Очень скоро наша компания стала слишком большой, и начались серьезные проблемы.

Нехорошие вести достигли ушей моей многочисленной родни. Отец устал колотить меня. Он уже не спрашивал, откуда я беру деньги. Когда он понял, что его сын – грабитель, он посадил меня на паром и с пугающим хладнокровием объявил, что, если я не отчалю, он убьет меня на месте. В его взгляде было что-то безумное: вымолви я тогда хоть слово, он и вправду прибил бы меня, так что я помалкивал и не смел приближаться к отцу.

Я только робко намекнул, что хочу взять кое-какие вещи из дома. Отец дал мне час времени. Прежде всего я забрал из тайника деньги, а потом пошел к матери собирать чемоданы и громко причитать, рассказывая ей о своей невиновности. Мать, однако, собрала мои вещи молча, не проронив ни слова в утешение.

“Им что-то известно, – подумал я. – Мать всегда была на моей стороне… Как же так? Значит, теперь и она против меня?”

– Вот и славно, что я уезжаю. Вам будет спокойнее. Даже гонения на Христа не были такими жестокими, – выговаривал я матери, стараясь задеть ее. Но бесполезно. Даже она желала, чтобы я покинул Казамарину и отправился работать в другое место.

Выходит, она все знала. Сомнений быть не могло.

Тогда я обнял мать покрепче и сказал, что очень ее люблю. И попросил прощения за все горести, которые ей принес. Мать заплакала, и я понял, как сильна боль, которую я причинял ей.

Моя мать святая женщина. Последний раз я видел ее двадцать семь дней назад на свидании, за стеклянной перегородкой. Она по-прежнему свежа и хороша собой, вопреки всем перенесенным страданиям. И страдает она из-за меня! Каждый раз, когда охранники объявляют, что наше время истекло, мать встает, и на глазах у нее слезы. Она прижимает губы к холодному стеклу и ждет встречи с моими губами. Мы всегда так целуемся. В губы. Но в тот день, когда отец отправил меня на остров Линоза, она не стала меня целовать. Она заплакала, и все.

Майским утром я высадился на Линозе вместе со своим родственником, это было в начале восьмидесятых. Остров, на который меня сослал отец, лежал в ста десяти милях и в семи часах езды на пароме от Казамарины.

Тревога моя рассеялась, едва я ступил на эту райскую землю.

Я сразу же познакомился с местным пареньком по имени Микеле, он провел для меня настоящую экскурсию по острову, показав все его красоты. Мы обогнули остров на лодке, и я без труда запомнил названия всех бухточек, троп и мысов Линозы.

Среди скал из вулканических пород раскинулись великолепные дикие пляжи. Море было всегда спокойным, а рыбы не счесть – раздолье для ныряльщиков со всей Италии. Мне часто доводилось видеть дельфинов, которые резвились в нескольких километрах от берега. Когда я впервые заметил дельфина, он был на удивление близко и словно говорил: “Добро пожаловать на остров!”

На Линозе мои родственники торговали рыбой. И сразу привлекли меня к делу.

Это был утомительный и ответственный труд, но он мне нравился. Я вставал на рассвете, ждал, когда на пристани появятся рыбачьи лодки, и скупал рыбу, а потом переправлял ее оптовым торговцам из Казамарины. Я раскладывал улов по деревянным ящикам со льдом и грузил их в фургоны с холодильными камерами. Ровно в половине десятого приходил паром, который доставлял груз в Казамарину. И так каждый день.