Андрей Черенович - Из былого. Военно-морские истории

Механик внизу, услышав этот рёв, перестал плескаться, замер, потом медленно выпрямился, поднял голову вверх и стал что-то говорить с не совсем приветливым выражением на лице. Губы его шевелились, слов, конечно же, слышно не было, но все абсолютно ясно понимали, что он хотел сказать и какие эмоции и чувства рвались из его горячего сердца наружу.

…На обеде в кают-компании МПК-17 в тот день царило приподнятое настроение и вполне понятное весёлое расположение духа. Боцман, мичман Пупко, принёс литровую банку икры, поставил её на стол, придвинул поближе к механику и, поглаживая усы, сказал:

– Мех, ты только не обижайся. Не ты первый, не ты последний. У меня тут заначка имеется, сейчас немного поедим икорки.

Механик слабо улыбнулся; на кораблях на шутки обижаться не принято, он знал это. А чем ещё можно снять напряжение боевой подготовки, тягучее однообразие корабельной жизни и длительных выходов в море? Конечно, снимали стресс и «шилом» – корабельным спиртом. Или водкой. Но лучше уж шутками.

Точку в случившемся поставил старпом:

– Ничего, мех. Недели через две выйдем из дока, пойдём в море. Обязательно в какую-нибудь бухточку завернём – время выкроим. Я обещаю тебе: пойдёшь на шлюпке на берег и фактически сам будешь ловить эту долбаную рыбу. Или у рыбаков-колхозников в бухтах на свежую картошку выменяем. Ты этой икры ещё объешься. Не горюй.

А Славик уже накладывал столовой ложкой толстый слой икры из принесённой банки на свой необычайно тонкий, густо намазанный маслом ломтик хлеба. Все одобрительно заулыбались.

Январь 2006 года

Противолодочный корабль типа «Альбатрос» штормовал уже третьи сутки. Волею судеб в лице флотских начальников он вышел в море для выполнения боевой задачи «под ёлочку», то есть почти перед самым новым 198… годом. Корабль осуществлял контрольный поиск подводных лодок противника в заданном районе и должен был вернуться в базу по команде оперативного дежурного своего соединения. Но команда всё не поступала. И хотя гидроакустики из-за пузырей от волн и рёва стихии практически ничего не слышали, корабль продолжал упорно утюжить расходившееся море. Возможность встать к родному пирсу и, соответственно, попасть домой до 31 декабря представлялась, в общем-то, весьма иллюзорной, и поэтому офицеры и мичманы предпочитали на эту тему размышлять поменьше, чтобы не злить понапрасну ни себя, ни других.

Прихватило на этот раз крепко – волнение было от семи до восьми баллов, плюс шквалистый ветер до 30 метров в секунду. Берингово море в декабре месяце – это вам не пончики с повидлом. Идти «вмордотык» – то есть носом на волну – было просто невозможно. Корабль настойчиво-покорно лез на очередную водяную гору, а затем, преодолев её вершину, резко ухал куда-то вниз, навстречу новой катившейся на него громаде, выдавая из-под форштевня два огромных пенных фонтана. А новая волна со всей своей природной дури уже накатывалась спереди, обрушивая на «Альбатрос» никем не меренные тонны солёной воды, слитые в гигантский встречный удар. От этих ударов корабль дрожал, как опившаяся лошадь; волна заливала не только бак, но даже носовую надстройку вплоть до ходового мостика. Вахтенный рулевой и вахтенный офицер на мостике вынуждены были в такие моменты хвататься за что-нибудь, чтобы не упасть, а передние окна заливало водой настолько, что у стоящих внутри было такое ощущение, будто они смотрят через стекло аквариума.

Так что вместо курса носом на волну, как то было положено по плану, шли зигзагами: подставляя стихии попеременно то левую, то правую скулу. Качало при этом чуть меньше, да и удары по корпусу стали уже не столь мощными. Корабли данного типа в шторм валяет прилично, поэтому большинство членов экипажа лежали по койкам, пытаясь хоть как-то облегчить своё положение. Но дежурным и вахтенным, исполнявшим свои обязанности, спать, естественно, не полагалось, и на своих боевых постах они исхитрялись переносить качку кто как сможет.

На ходовом мостике, например, у ног вахтенного рулевого было привязано пустое ведро. А что делать? Бросить руль и бежать в гальюн или на верхнюю палубу во время приступов тошноты он не имел никакого права. Да, друзья мои, суровые будни морской службы очень мало похожи на беззаботную прогулку с весёлыми девочками по берегу тихой речушки, когда над головой светит солнце и плывут кудрявые белые облака, а вокруг тебя благоухают цветы и порхают бабочки-махаоны.