Владимир Бровко - Сверчок

Успехи в учении у него были неважные, потому-то и такой чин можно было расценивать как подарок судьбы; в честь первого выпуска Лицея решили ниже чинов не давать

Тем более подарком судьбы было зачисление Пушкина в Коллегию иностранных дел, куда зачисляли лучших из лучших: князя Горчакова со второй золотой медалью, Кюхельбекера с третьей серебряной, Ломоносова с четвертой серебряной, Корсакова, достойного серебряной медали.

Накануне император Александр сам просматривал и утверждал эти списки и, увидев в них фамилию Пушкина, задумался, хорошо ли в столь малые лета быть известным, и далеко не с лучшей стороны, и сам себе ответил: чаще всего из таких что-нибудь да получается.

Пусть послужит отечеству на ниве дипломации….

Через несколько дней после выпускного акта в Петербурге несколько человек лицейских, зачисленных в Коллегию иностранных дел, встретились в здании Коллегии на Английской набережной, чтобы быть представленными Карлу Васильевичу Нессельроде, который в должности статс-секретаря заведовал Коллегией.

Горчаков с Пушкиным подъехали к подъезду почти одновременно, дружески обнялись на пороге, с такой теплотой, как будто не виделись годы.

Следом, всклокоченный, помятый, будто не спавший, вылез из пролетки Кюхля и тут же собрался замучить их новыми стихами, но они отговорились недостатком времени. Ломоносов, Корсаков и другие находились уже в приемной.

Пока ждали аудиенции, к ним подошел молодой человек, их ровесник, представился.

– Актуариус Коллегии Никита Всеволодович Всеволожский, – сказал он с некоторой усмешкой в голосе.

Усмешка, как понял князь Горчаков, относилась к тому, что он был всего лишь актуариусом, то есть чиновником последнего, XIV класса. Однако фамилия богачей Всеволожских говорила сама за себя. – Вы ведь, если не ошибаюсь, господа лицейские?

Услышав подтверждение, Всеволожский добавил:

– Чин актуариуса существует только в нашей Коллегии.

Отвечаю за исправность переписки разных дел и хранения оных в целости и порядке, равно и за надлежащее ведение протоколов и регистратур.

«– В Англии это называется clerk», – сказал Горчаков и слегка поклонился. – Князь Горчаков.

– Очень рад.

– И много приходится работать? – поинтересовался Корсаков.

– В том-то наше отличие от Англии, что совсем не приходится, если, разумеется, нет желания. Я только состою в Коллегии.

– Он вдруг переменил тему, поворачиваясь к Пушкину:

– Ну, а кто же из вас Пушкин?

– Всегда был я, – улыбнулся Пушкин.

– Значит, угадал. Очень рад.

Наслышаны, читали, любим, – коротко объяснил Всеволожский.

– Друг Петруша Каверин много рассказывал.

Всегда ждем у себя. Живу в доме Паульсена напротив Большого театра, на Екатерининском канале. Как театр отстроится после пожара, буду ходить туда пешком, говорят, работ осталось на месяц-два.

А до Театрального училища два шага, – уже посмеиваясь откровенно, добавил он.

Тут их пригласили в кабинет Нессельроде, Всеволожский пожелал им ни пуха, ни пера.

(Как выглядел К.Несельроде вы уважаемый читатель сможете увидеть вот по этой ссылке) https://ru.wikipedia.org/wiki/Нессельроде,_Карл_Васильевич#/media/Файл:Karl_Nesselrode.png

«Их начальник оказался тщедушным, маленьким человечком с большим горбатым носом.

За глаза его звали «карлой».

Он был чрезвычайно напыщен и невнимателен к своим новым подчиненным.

Когда ему представляли бывших лицейских, он едва смотрел на них.

Лишь один раз Горчаков увидел, как он прищуривается, и понял, что Нессельроде близорук, а значит, толком их и не видит.

Сказал он всего несколько незначительных слов по-французски, ни к кому не обращаясь, и на этом представление было закончено.

Человек он, по мнению Горчакова, который интересовался своим будущим начальником, был самый ничтожный, пять раз за свою жизнь менявший подданство, не говоривший толком по-русски, чуждый всему русскому и попавший на место руководителя международной политики лишь потому, что Александр I считал, что министр иностранных дел ему вовсе не нужен.

Правда, в это время Нессельроде делил власть в Коллегии с греком Каподистрия, человеком умным и просвещенным, протекцией которого пользовался Горчаков, но чиновников представляли все-таки в первую очередь ему.

Позже священник сенатской церкви отец Никита привел их к присяге: поклялись на Евангелии, целовали Святой Крест, подписались под присяжным листом.