Рудольф объяснил Лоррейну, что встреча с Волковой, а также с Эриком Вруном — европейским танцовщиком, которым он всегда восхищался, принесут ему громадную пользу. К тому же выступления на маленькой сцене всегда были для него мучительными. Он абсолютно убежден: для того, чтобы танец приобрел значимость, требуется пространство! Его влекло к таким движениям, которые требуют свободного пространства; этим, по его мнению, его стиль и отличается от стиля большинства танцовщиков. «Многие танцовщики стараются созерцать себя в танце, в то время как я стараюсь отдать себя всего зрителю, наполнить полной мерой внешнюю форму балета внутренней жизнью и чувством… На маленькой сцене нельзя исполнять ни прыжков, ни больших жете, не хватает лиризма, нет больших поднимающихся движений. Лично я на маленькой сцене ощущаю себя птицей с подрезанными крыльями».
Все сказанное убедило Раймонда. Итак, после концерта в Довилле Нуреев будет свободен до сентября, после чего его контракт с труппой Куэваса возобновится. Вместе с этой труппой он собирался выступить в Израиле, Италии и Скандинавии. В конце года ему вновь предстояло встать лицом к лицу со жгучим вопросом: «А теперь… Что же дальше?».
Его личная жизнь после того, как он остался на Западе, била ключом, непосвященному было сложно ориентироваться в ее перипетиях и хитросплетениях. Да и мог ли разобраться в них сам Рудольф?
* * *
С известной американской балериной Марией Толчиф он познакомился в Довилле. Мария, чьим отцом был индеец, а мать имела шотландско-ирландское происхождение, выросла в Голливуде, где брала уроки танца у Брониславы Нижинской, сестры Вацлава Нижинского.
К моменту встречи с Рудольфом Мария уже развелась со вторым мужем, чикагским бизнесменом, и оборвала кратковременную бурную связь с Эриком Вруном, ее бывшим партнером. Вернее, Эрик Врун порвал с ней…
«Он всегда убегал от Марии как сумасшедший», — пояснял его близкий друг, хореограф Глен Тетли.
Познакомившись с Рудольфом, тридцатишестилетняя Мария мгновенно влюбилась в него.
«Это была встреча двух пламенных темпераментов, — вспоминала балерина Розелла Хайтауэр, — татарина и индианки. У них было много общего».
Но именно потому, что у этих двоих действительно было много общего, они не смогли долго находиться вместе. В сущности, они ничего не могли дать друг другу. Какое-то время они танцевали вместе; очень недолго, судя по всему, были любовниками, пока Мария не познакомила Нуреева с Эриком Вруном…
В 1960 году «Американский балет», в труппе которого танцевали Брун и Толчиф, приехал в СССР. Нуреев сгорал от нетерпения увидеть прославленного датчанина на сцене, но у него самого как раз в это время были гастроли в Германии, отказаться от участия в которых он, конечно, не мог. А когда вернулся домой, то оказалось, что весь балетный Ленинград говорил только о Бруне. Многие известные советские балерины признавались, что никогда не видели столь совершенного классического танцовщика, как Эрик Брун.
Заинтригованный Рудольф раздобыл любительские пленки. И хотя запись все-таки не давала полного представления о танце знаменитого танцовщика, пережил настоящий шок.
«Для меня это стало сенсацией, — вспоминал он через несколько лет. — Брун единственный танцовщик, которому удалось меня поразить. Кто-то назвал его слишком холодным. Он и в самом деле настолько холодный, что обжигает».
«Он был просто одержим Эриком, — рассказывала Толчиф. — И постоянно о нем говорил. Он видел Бруна танцующим только в отрывке из фильма, но и этого было достаточно…»
Эрик Брун выделялся яркой красотой, тем типом мужественной внешности, привлекательность которой признают представители обоих полов. По описанию Марии Толчиф, у него было лицо греческого бога с высоким лбом и сияющими голубыми глазами. Куда бы он ни входил, все головы поворачивались к нему.
Фильм-балет «Жизель», снятый в 1969 году с Эриком Вруном в главной мужской партии, подтверждает вышесказанное. Красота его холодного, нервного лица бесспорна, римский профиль и черты, словно высеченные из камня, наводят на невольные мысли о мраморе. Великолепная фигура, кисти рук изумительной красоты… Восхищение очарованных поклонниц (и поклонников) вполне понятно: он действительно поразительно красив, этот датчанин Эрик Брун! И при этом — изящен и хрупок в свои за сорок, как юный мальчик.
Хотя все в мире относительно… При рассматривании фотографий Бруна отчетливо понимаешь: датчанин не обладал и сотой долей обаяния Рудольфа Нуреева, его невероятного магнетизма, видного даже невооруженным глазом и пойманного объективом на фото-и кинопленку. Но что интересно, на некоторых документальных кадрах два танцовщика, запечатленные в классе у станка напротив друг друга, удивительно похожи!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу