Елена Обоймина - Рудольф Нуреев. Я умру полубогом!

Равным образом слабо Нуреев реагировал на особое внимание, которое проявляла к нему Клара Сэн, молодая, взбалмошная миллионерша, слишком часто менявшая любовников. Нуреев приглянулся ей с первого дня знакомства, и она не отставала он него ни на шаг, сопровождая его днем в прогулках по Парижу, а вечером — в ресторанах. По отзывам свидетелей, это внимание со стороны молодой, красивой и богатой женщины Нурееву явно льстило, но романтического сближения между ними никто не замечал».

Хочется отметить, что гораздо большее влияние на Нуреева оказывали совсем другие люди, не имевшие никакого отношения к гомосексуальному кругу. Заинтересованность их в танцовщике из СССР имела весьма прозаическую подоплеку. Балетная труппа маркиза Жоржа де Куэваса находилась на грани развала, здесь как воздух необходима была новая «звезда». Посему Рудольфу пели дифирамбы, утверждая, что на Западе его будут носить на руках. Эти слова производили на него особенно сильное впечатление.

«Убежден, когда Нуреев оставался в Париже, у него и в мыслях не было протестовать против Советской власти, — считает кинорежиссер Виктор Бочаров. — Скандал вокруг него и его «бегства» был раздут нашим правительством и, конечно же, прессой. А то, что произошло дальше, вообще с трудом укладывается в сознании нормального человека. В городском суде Ленинграда в условиях полной секретности слушалось дело «О предательстве Родины артистом балета Рудольфом Нуреевым» и был вынесен приговор — семь лет лишения свободы. Так Нуреев стал изгоем и скитальцем в планетарном масштабе».

Остается уточнить, что речь шла не просто о лишении свободы, а о семи годах исправительно-трудовых работ с отбыванием срока в колонии строгого режима. Вот как об этом говорилось на юридическом языке:

«Приговором Судебной коллегии по уголовным делам Ленинградского городского суда от 2 апреля 1962 года Нуриев Р.Х. по ст. 64 «а» УК РСФСР с применением ст. 43 УК РСФСР осужден к 7 годам лишения свободы с конфискацией имущества по обвинению в том, что, находясь в гастрольной поездке в составе балетной труппы Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова во Франции, отказался возвратиться из-за границы в СССР».

Процесс по делу невозвращенца проходил за закрытыми дверями, на заседании присутствовали лишь несколько близких Рудольфу людей, в том числе его сестра Роза. Добрые присяжные предлагали четырнадцать лет лишения свободы, судья нашла возможность снизить этот срок до семи лет. Предполагалось, что танцовщик, умиленный снисхождением суда, пожелает вернуться.

Коркина, замдиректора Кировского, уволили из театра «за политическую близорукость» и исключили из партии. В. Стрижевскому объявили выговор «…за непринятие своевременных мер по отправке Нуреева в СССР».

В любимом театре Нуреева прошло открытое собрание труппы, где артисты вынуждены были единогласно заклеймить его как «невозвращенца». Пути назад не было. С пониманием этого связана афористичная фраза, произнесенная Рудольфом в одном из первых интервью за рубежом: «Я никогда не вернусь в свою страну, но никогда не смогу быть счастливым в вашей».

Самое трагическое в том, что так все именно и произошло…

Сразу же после побега Клара Сент нашла для Рудольфа надежное убежище, в котором он мог спрятаться от всех: в доме напротив Люксембургского сада, в пустой квартире одной русской семьи, где друзья могли навещать его. Первое, о чем Рудольф наутро спросил по телефону свою французскую подругу, было: «Где мой класс? Где я буду заниматься?» Клара ответила: «Твой класс в твоей комнате, и не вздумай выходить на улицу».

«Селить его в отеле очень опасно, — предупредили инспекторы Клару. — Русские могут последовать за ним и увезти обратно».

В первые недели после побега танцовщик был одинок и пребывал в глубокой депрессии. «Я уже никогда не увижу мать», — рыдал он. Он часто звонил домой, но отец отказывался говорить с ним. Разговоры с матерью поддерживали его морально, но и надрывали душу: Фарида уговаривала сына вернуться домой.

«Меня доставили затем в особняк, окна которого выходили в Люксембургский сад. Никто не знал, где я нахожусь. Насколько вообще можно говорить о счастье в моем положении, но я был счастлив в этом убежище. Мои друзья приходили навещать меня, мой хозяин и его жена были чрезвычайно гостеприимными. Достаточно странно, но я ни о чем не беспокоился и не мучился. Все было так, как будто я уже пережил это раньше. Я попросил показать мне газеты, которые сделали целую историю из моего «прыжка в свободу». Мне было любопытно посмотреть, как все это представлено. Я читал с любопытством, но и с чувством какого-то отчуждения и без удивления. Даже сегодня я нахожу странным мое холодное отчуждение и внутреннее спокойствие после такой рискованной игры, как будто это случилось с кем-то другим» [27] Нуреев Р. Автобиография. М.: Аграф, 2000. .