Демобилизованный красноармеец Жариков, помня завет Чехова, не расставался с записными книжками и твердил, как стихи, письмо академика Павлова к молодежи: «…Прежде всего — последовательность… Никогда не беритесь за последующее, не усвоив предыдущего. Второе — это скромность. Никогда не думайте, что вы уже все знаете… Третье — это страсть . Помните, что наука требует от человека всей его жизни…»

Спецкор «Правды» Л. Жариков (крайний справа) в забое донецкой шахты
Первый рассказ Леонида Жарикова был опубликован в «Литературном Донбассе», где печатались тогда поэт–шахтер Павел Беспощадный, прозаик Петр Северов и другие. С мягким юмором вспоминает Жариков свою жизнь в Литературном институте имени Горького, ночное бдение в кабинете доброго директора, где однокурсник–поэт Сергей Смирнов писал за столом стихи, а Леонид на диване — прозу… Запомнилась ему интересная встреча с Новиковым–Прибоем, заявившим: «Писателем может быть каждый, у кого на плечах голова, а не астраханский арбуз».
Самую большую роль в судьбе начинающего прозаика было суждено сыграть Александру Фадееву, в руки которого попало первое жариковское детище. «Повесть о суровом друге» складывалась из отдельных глав–новелл. На стихийном семинаре студентов–прозаиков Александр Александрович подробно разобрал незаурядную повесть Жарикова, отметил удачи, указал на недостатки и выправил всего–навсего один абзац. Вот как выглядел этот абзац у начинающего прозаика:
«Возле шарманщика стоял городовой в белом кителе, с облезлой черной шашкой. Оранжевый шнурок, привязанный к револьверу, обвивал его шею. Городовой ел кавун. К его усам и бороде прилипли черные косточки».
А вот каким он стал, когда к нему прикоснулась рука мастера:
«Возле шарманщика стоял городовой в белом кителе, с облезлой черной шашкой, свисающей до земли. Оранжевый шнурок от револьвера обвивал его шею. В расставленных руках городовой держал по куску кавуна и, вытянув шею, чтобы не закапать китель, хлюпая, грыз то один, то другой кусок. С усов у него текло, к бороде прилипли черные косточки».
Этот «фадеевский» абзац стал маяком–ориентиром при доработке автором повести.
Редактор журнала «Знамя» Всеволод Вишневский, которому пришлась по душе повесть Жарикова, напечатал ее в своем журнале.
Несмотря на то, что «Повесть о суровом друге» имела большой успех, ее автор после Отечественной войны вернулся к своему любимому детищу, углубил, дописал целые главы. Недавно она вышла восемнадцатым изданием, а читательский интерес к ней не ослабевает.
«Когда я закончила читать книгу, то мне показалось, что я прочла лишь отрывок из большой книги, рассказывающей о борьбе поколений. Очень хочется узнать, что было дальше, как сложилась жизнь Лени и его друзей, оставшихся в живых. Какую профессию выбрал он? Ведь он так хотел быть рабочим, мозолистые руки которого умеют все сделать!..» — пишет студентка Лия Овчинникова из Тамбова.
Она не ошиблась. Есть вторая часть трилогии «Червонные сабли», в которой рассказывается о дальнейшей судьбе Леньки Устинова, ставшего красным конником. Здесь воистину былинный размах. Главный герой оказался достойным погибшего сурового друга. На III съезде комсомола Ленька, которому сам Буденный подарил маузер, встречается с Лениным.
Наконец, есть и заключительная часть трилогии — повесть «Судьба Илюши Барабанова», где рассказывается, как нэпманы и затаившиеся белогвардейцы, стреляющие отныне не пулями, а рублями, пытаются вырвать молодежь из–под влияния большевиков. Враги революции сколачивают «Спортивное общество «Сокол», где заправляют «скауты», нэпманские сыночки. Вот философия их руководителя, бывшего белого офицера: — «Вы спрашиваете, как воевать за молодежь? Уводить от политики, вытравлять из ее голов идеи революции. А для этого пробуждать интерес к удовольствиям жизни, неустанно повторять, что человек живет один раз. Жизнь хороша, но коротка, и за ее пределами нет ничего, даже сожаления о ней. Поэтому — живи!.. Короче говоря, мы должны противопоставить большевистской проповеди о служений народу свою проповедь о служении самому себе, и только себе».
Жариков пишет неторопливо. В его столе годами отлеживается не одна начатая вещь. В войну он написал сильную, пронизанную волнующим лиризмом повесть «Снега, поднимитесь метелью!» Посвящена она бессмертному подвигу 28 панфиловцев на подмосковном разъезде Дубосеково. В свое время ее жадно читали на фронте, куда с родины панфиловцев был отослан весь ее тираж.
Читать дальше